Обыкновенная история

– Скупая ты была тогда, мама: родному сыну сахару не давала… Это безбожно, наконец!

Иван Александрович устроил такую печальную мину, что мы все невольно улыбнулись.

Иногда сама мать любила вспоминать проказы своего бесценного Вани.

– Представьте себе, господа, раз этот сорванец пришел с чердака с такой размазанной сажей рожей, что я не узнала его; да еще крадется, мошенник, в девичью, чтоб там умыли его секретно, а я цап его в коридоре – поймала.

Авдотья Матвеевна нежно погладила сына по голове и поцеловала.

– Эх, мама, мама! Ты теперь представить не можешь, какое забирало меня тогда любопытство! Мне непременно хотелось узнать, видно ли в трубу небо, – вот я и засунул туда голову: видно, мама!

– Да, да! И мне тогда было видно, каким ты пришел чучелом.

Гончаров в такой живой жизни прожил у матери долго, и общество дворян и купцов осаждало его день и ночь, точно они хотели видеть невиданного страуса или белого слона.

– Что это такое? – говорил литератор тоскливо. – Они не дают мне с Машуткой играть. Уедемте, мама, лучше в наш сад под гору, там и будем жить, как в скиту; туда не все доберутся. А здесь ты, Никитушка, сделай вот что: запирай с утра парадную дверь на крючок и без дозволения и доклада мне отвечай им в щелочку: «Дома нет». Кого нужно мне, я скажу.

Проводы Гончарова были торжественны, как самого почетного и знатного лица в городе[75]. Много колясок и карет, конечно, и с дамами, провожали его до Кандарати, где он оставил загадочный стишок: «Ах, Кандарать, Кандарать, хорошо здесь ночевать!» – и что-то шепнул другу по секрету; тот ответил серьезно: «Счастливец ты во всем и ночью и днем». Трогательны были проводы матери с сыном-любимцем. После напутственного молебна старушка чуть не упала в обморок, обнимая бесценного Ваню, – точно она предчувствовала, что расстается с ним надолго-надолго… В последний раз он был на родине в то время, как серьезно задумал писать свой последний роман «Обрыв»[76]. Лето он жил с шурином Музалевским на даче, в имении помещика Киндякова, в деревне Винновке или Киндяковке. Там же он нашел для главной героини романа Веры – обрыв.

<…>

Я поступил на службу, уехал из Симбирска, но связи с милым домом Гончаровых не прерывал. Жаль только, что, посещая брата, я об Иване Александровиче ничего не мог узнать. От брата постоянно я слышал один ответ: «Писем от него нет. В Петербурге служит, редко пишет: верно, потому, что некогда ему».