Обыкновенная любовь

Ты же знала, что это и мрак, и морок,
Это как траектория русских горок,
Он женат, и ему хорошо за сорок,
Сын, и дочь, и какой-то модный отель,
Ну а ты — не холёная светская львица,
Не певица, а попросту продавщица,
И тебе этой осенью стукнет тридцать,
Да и внешне ты, в общем-то, не модель.
Это всё было черным по белому писано,
Распечатано, свёрстано, переиздано,
Руки прочь, он женат! — прописная истина!
Ну не веришь — так хоть у кого спроси,
А расстанетесь — кто за тебя заступится?
Ты не спутница, деточка, ты распутница,
Ну и чёрт его дёрнул с тобою спутаться…
А доказывать что-то не будет сил.
Ну а если не так — а белым по-чёрному,
По-другому, по-вечному, по-обречённому,
Просто жизнь — ведь она ж не машинка счётная,
А скорее безумный шекспировский «Сон…»
Помолчать бы, опомниться бы, разобраться бы
В этой вашей божественной регистрации,
Тонкий росчерк, и вот — по небесной рации
На двоих — не заказанный Мендельсон…
Боже, как он устал от этой трясины,
От надзора жены и от выходок сына,
Он не ноет, ведь он — настоящий мужчина,
Но тебе и не нужно его нытья.
А подруги торопят, мол, скоро тридцать,
И пора бы хоть как-то определиться…
Вот такая знакомая пьеса в лицах,
Вот такая заезженная колея…

Бабье лето

Не смотри ни пристальней, ни чаще
В сон забытый,
Юности, до срока уходящей,
Не завидуй,
Вот она — нагрянула, накрыла,
Захлестнула,
Раз — и нету. Птицей белокрылой
Промелькнула.
Не тоскуй же, стоя на пороге,
Не зови же!
Не откликнется она, не дрогнет,
Не услышит…
Что-то доцветёт холодной зорькой,
Раз — и нету.
Не глаза, а сердце будет зорким.
Бабье лето…
Бабье лето… Листьев половодье,
Луг застелен,
Поздняя любовь по жилам бродит
Диким хмелем…
Не пытай судьбу о том, что дальше, —
Дверь закрыта.
Юности, до срока уходящей,
Не завидуй…

Одиночка