Обыкновенная семейная сцена

Дождался я. Закончил свою речь Щепочкин, прямо скажу, феерически. Народ так и хлынул к кандидату, только он сошел с трибуны; короче говоря, желающих пожать «соловью» руку и помимо меня было пруд пруди. Ну, я на правах закадычного товарища, габаритами подналег, кое-кого потеснил, к Германну продвинулся. Тут, старушенция какая-то перед ним на судьбу жалуется. Я ей: «Погоди мать, будет тебе… Вадим Эдуардович, милый, кричу, сколько лет, сколько зим!» Германн механически так мне: «спасибо, спасибо» и календарь на будущий год с изображением своим, как и другим, протягивает; «голосуйте, говорит, сделаем жизнь лучше». ― «Вадим Эдуардович, аль не узнали? ― «Спасибо, спасибо», – он мне. ―«Да как же!..» – только заикнулся я. ― «Пшел прочь!» – бабка мне, которую подвинул пред тем, да как пнет костылем. Вот тебе и потешил честолюбие: Германн уже далеко в толпе, а я в стороне, с отбитой ступней стою не солоно хлебавши.

Вышел из людского скопления, стал на бордюру, «эхма», – думаю. Гляжу, Олег Егорович приближается ко мне, банкир, один из завсегдатаев когда-тошних клуба игорного нашего. Помните, в подвале?

–Дмитрий Сергеевич!

–Егорыч, Олег! Какими судьбами!

–Да вот на Германна приехал взглянуть!

–И вы?

–И я.

Обнялись мы с ним, как старинные приятели, сошлись в желании пройти в буфет. Там рюмка, другая, как положено. На счет Германна интересуюсь я первым долгом, может сотрапезник мой мне прояснит: что сей сон может значить?

–Того человека помнишь? – вопросом на вопрос мне Егорыч отвечает. Еще бы не помнить! И вы помните, любезные друзья мои, – обращается к своим слушателям Пряников. – Я вам рассказывал: человек с бархатным голосом, кого Германн обыграл тогда в подвале.

–Конечно, помню и знаю, он и сейчас у всех на слуху. Что за вопрос? – отвечаю я банкиру. Олег Егорович, как тогда вижу, выжидает паузу, томительную…

–Так вот, Германн зять его, – говорит…

Переполох

С того момента, как в родительский двор вошел Данил и сколько развивались на его глазах события, Андрей Константинович, сидел совершенно понурившись и ни разу не поднял головы. Младшего Игнатова с первого же взгляда насторожило это обстоятельство. Сколько Данил помнил себя, а стало быть, и своего родителя, то он всегда был, как говорится, душой компании. Манеры и само лицо его всегда располагали к приятной беседе; даже людей угрюмых и скрытных Андрей Константинович умел разговорить. В его присутствии обыкновенно царило настроение безусловной непринужденности и умеренной, ненавязчивой веселости, что в гармоничном сочетании с безупречной вежливостью и тактичностью, которыми как будто был пропитан сам воздух вокруг Игнатова, культурным и воспитанным людям доставляло комфорт и возможность быть самими собой вполне. Люди же невежественные и грубые почему-то сами собой общества Андрея Константиновича сторонились. Сегодня же он был сам не свой. Так заметил его сын, его друг и вообще вся его сейчашняя компания, которой, он как будто не рад и которой будто сторонится. До самого последнего момента он всё сидел во главе стола каким-то отшельником, не поднимая головы, и, складывалось такое впечатление, совсем не интересовался как происходящим вокруг и около него, говоря вообще, так и речами Пряникова в частности. Когда же Дмитрий Сергеевич в эпилоге своей сказки совершенно неожиданно обнаружил главного героя зятем некоего таинственного и, судя по всему, влиятельного лица, Андрей Константинович вдруг выказал себя не просто слушателем, а слушателем заинтересованным и глубоко впечатленным. Обратив к другу своему какой-то отчаянный взор, с примесью выражения как будто мольбы о пощаде, он словно пытается образумить оратора и отвратить его от чего-то. Антонина Анатольевна, в это же время, сидя слева от мужа (но не рядом, между супругами угол стола), как будто глотает образовавшийся в горле ком и спешит запить его вином, правой рукой поднимая бокал. Маргарита Олеговна смотрит на «сказочника» длинным удивленным взглядом. Анжелика Владимировна прикрывает свои вишневые пухлые губки, как бы в испуге. Жена Дмитрия Сергеевича, Марина Александровна, своей недоброй улыбкой улыбается еще шире и красивыми черными насмешливыми глазами выражает как бы предвкушение, Нина Матвеевна крестится. Пряников, не обращая внимания на детали, замечает один только фон, явно свидетельствующий об общем впечатлении, произведенном последней его репликой и, как автор, завладевший вниманием публики вполне и явно, чувствует воистину восторг от мнимого успеха.