Обыкновенная семейная сцена

Данилу на минуту показалось, что он вдруг очутился посреди какого-то аттракциона, что все, что происходит вокруг, нарочно вызвано вскружить ему голову. Вот, сердобольная Анжелика Владимировна, вся раскрасневшаяся, в каком-то суетливом восторге мечется вокруг да около беззвучно страждущей Антонины Анатольевны, с предложениями: то воды, то успокоиться; энергически отсылает кого-то, мужа своего, за нашатырем, сама, вконец расчувствовавшись, не выдерживает и пускается навзрыд. Вот, супружеская пара Воробьевых, о которых за отсутствием их живого влияния на ход слагающейся истории до сей поры ничего не было сказано, – как открытые оппозиционеры всякой скандальной эпопеи, так и остаются посредственными участниками событий, разве только расшевеленными: теперь они, точно как те птицы в ненастную погоду, ходят друг за дружкой по беседке выбирая новое место, где бы можно было им, поудобней разместившись, опять нахохлиться. Вот, промелькнуло красивое, но нахальное лицо жены Пряникова, с застывшим выражением какой-то упоенности происходящим, как будто впечатлений за сегодня уже «сверх абонемента» набралось у нее. Вот сам Дмитрий Сергеевич, с виноватым лицом, упорно ищет и нигде не может найти возможности оправдаться, – всем вдруг стало не до него. Андрей Константинович, изумленный и испуганный, выскочивший из-за стола в тот момент, когда жена его разразилась глухими рыданиями, остается истуканом в положении отчаявшегося, вцепившись обеими руками в гущу темно-русых своих волос. Нина Матвеевна пребывает в какой-то прострации, шевелит одними губами и блуждает взглядом по звездам. Как не велико его желание выразить свои сожаления поскорее, Маргариту Олеговну Дмитрий Сергеевич все же обходит пока стороной. Та же медленным шагом движется по периметру, придерживаясь края беседки; заложив руки за спину и прищуривая глаза недовольно, она как будто выжидает, когда весь этот балаган кончится. «Уйди, уйди, пожалуйста, совсем уйди!» – кричит не своим голосом, бдящая на своем посту Анжелика Владимировна, предвидя намерение жаждущего искупить свою вину Пряникова приблизиться с объяснениями к заливающейся немыми слезами хозяйке дома.

–Добрый… добрый вечер добрый юноша, подскажи, будь добр… – где нашатырь в этом доме? Не могу, не могу найти в этом доме нашатырь! – округлив до предела и без того большие глаза свои, сокрушается впечатлительный Илья Семенович.

–Данил Андреевич, надо же, как вы… как ты, мой юный друг, не

вовремя, – сменяет не дождавшегося ответа наэлектризованного своей супругой Илью Семеновича разгорячившийся Пряников, не отчаивающийся отыскать расположенности к своей персоне хотя бы в ком-то. – Тут, видишь ли, в твое отсутствие случилось некоторое обстоятельство… – приступает он к младшему Игнатову осторожно. – Но ты ни в коем случае не думай отчаиваться, дело поправимое, дело житейское – обыкновенная семейная сцена, и только, и только…

–Убил! – прорвавшимся, истерическим голосом восклицает Антонина Анатольевна. – Преступник, он нас всех убил, Даня! – кричит, глотая слезы и простирая руки перед собой. Поворачивает голову к «преступнику» и с неестественной энергией впиваясь в него воспаленным негодующим взглядом, задыхаясь и хрипя, превозмогая новый порыв нахлынувших чувств, таки выдавливает из себя еще одно слово: «Иуда!», после чего разряжается самым безудержным жалостным плачем.

–Здравствуй милый, здравствуй, – произносит минуту спустя весь бледный, с дрожащей нижней губой и увлажненными глазами Андрей Константинович, неуверенно подступая с этими словами к сыну. – Кажется, нам нужно объясниться, – неохотно и крайне расстроенно замечает он.

Часть вторая

«Искра»