Обыкновенная семейная сцена

–Как! И ты ее мог отпустить, в такой час! Дима, у тебя вообще есть совесть! (И даже у самых снисходительных людей, будем объективными, может кончиться выдержка.)

–И как, и как мы теперь доставим Данила! – не прекращала сокрушаться ко всему восприимчивая Анжелика Владимировна.

–Сейчас, дорогая! Я вызову такси! – молниеносно сориентировался находчивый Илья Семенович, опуская свою непростую ношу в кресла, в те кресла, в которых еще недавно лила слезы жена Пряникова.

–Вот видите, видите, я достиг своей цели, я сделал привлекательным «кружок!» – продолжал балагурить младший Игнатов, обращаясь преимущественно к Дмитрию Сергеевичу. – А все отчего? Оттого, что я теперь толерантен. Я теперь, как и он, толерантен. Нет, я его толерантнее теперь! – подытожил весь этот вздор Данил, пытаясь самостоятельно вновь стать на ноги.

–Ладно, посижу, – провалив свою пробу, заключил он. Измученная Анжелика Владимировна присела с неугомонным юношей по соседству, дабы держать его под присмотром.

–И разве так можно? – спросила она его. Ответ последовал многосложный и невнятный, содержащий в себе такие едва различимые слова как: «стратегия», «ложь и бесстыдство» и «президент», после «правда» и «шут», затем «Терпсихора», «Эпикур» и много раз повторяющееся слово «толерантность».

Пряников, между тем, улучил минуту обратиться к Илье Семеновичу, когда тот закончил свои переговоры с диспетчером такси. Он чувствовал в себе какую-то дикую потребность высказаться сейчас, так и рвущуюся из него наружу, несмотря на то, что ум ему подсказывал повременить с объяснением, а самое существо от него требовало, по крайней мере, избежать обращения к Бондаренко. Но, как говорится в больших романах, какой-то злой гений таки увлек его.

–Илья Семенович, Илья Семенович, послушайте… – приближаясь к Бондаренко, заговорил Пряников, торопливо и полушепотом.

–Ну что вы, Дмитрий Сергеевич, стоит ли? – засомневался рассудительный Илья Семенович.

–Нет, вы, пожалуйста, послушайте! – настаивал Дмитрий Сергеевич несколько раздраженно, сквозь стиснутые зубы, привлекая Бондаренко за обшлаг рукава.

–Я, право, не знаю, – уперто отступал осторожный Илья Семенович.

–Нет, вы знаете, вы все знаете, знаете, что все это сплошное недоразумение. И вы, конечно, хотите выслушать меня…

–Нет, раз уж на то пошло, что нам непременно нужно объясниться, – я хотел напротив, Дмитрий Сергеевич, я хотел вам сделать предложение. Сначала думал отдалить, но…

–Это не первой важности вопрос, Илья Семенович, никуда я от вас не убегу. А сейчас…

–Нет, теперь я вижу, что тянуть не стоит, Дмитрий Сергеевич.

–Вы мне предлагаете?..

–Я вам предлагаю…

–Вернуть вам долг, так, Илья Семенович?

–О Боже! Я так и знал, что вы этим вопросом чрезвычайно мучаетесь!

–А вы, значит, этим вопросом не мучаетесь?

–Я мучаюсь тем, что вы мучаетесь.

–Что за галиматья?

–Да-да, Анжелочка, мы сейчас, одну минутку! – отвлекся Илья Семенович. – Мы с Дмитрием Сергеевичем здесь на два слова. А такси уже едет, да, едет!.. Дмитрий Сергеевич, отойдем в сторонку.

–Мы уж и так в сторонке. Вот, возьмите!

–Господи, да откуда же у вас деньги?

–Что значит, откуда у меня деньги?

–Дмитрий Сергеевич, отойдем в сторонку, отойдем в сторонку. Вот присядемте, как раз, два стульчика…

Разительный контраст составляли между собою щуплая фигура Ильи Семеновича Бондаренко и объемистое тело Пряникова, разместившихся друг напротив друга в холле «Искры», в стороне, у стены, на двух стульчиках, по какому-то случаю там оказавшихся. Скромный Илья Семенович сидел на своем стульчике осторожно, на самом его краешке, всем своим видом показывая, что он, действительно, так только присел, на одну минутку. Круглые, навыкате глаза его, против обыкновения, не могли задержаться на одном месте, перебегали то и дело с предмета на предмет, при этом лицо его собеседника им упорно обходилось стороной. Слаживалось такое впечатление, что Илье Семеновичу было как будто и отчего-то совестно, совестно не за себя самого, и, что он боялся выказать это чувство. При этом речь свою он вел как-то вкрадчиво, осторожно. Дмитрий же Сергеевич расположился основательно. Сначала отсчитал и отделил демонстративно от прочих денег сумму долга. Затем и во все время разговора держал приготовленную, впрочем, незначительную часть купюр, в левой руке, на виду, сидел излишне, может, осанисто, был хмурен, смотрел перед собой, но исподлобья.

Первое время молчали. Илья Семенович, казалось, искал, как ему лучше вступить.

–Вы очень удивились деньгам в моей руке, – помог ему Пряников, – то есть, что я имею возможность располагать…

–Ах да, деньгам! – засуетился Илья Семенович. – Деньгам я очень удивился, Дмитрий Сергеевич, то есть, что вы имеете возможность… да, да. Но я вовсе не затем пригласил вас присесть, Дмитрий Сергеевич…

–А я только потому согласился, Илья Семенович, мне присаживаться, по другому поводу, может, не было никакой надобности. Потрудитесь принять теперь…