Разговор двух друзей
Пряников застал своего друга сидящим на одном из бревен, что лежали с этой стороны дома под окнами спальной комнаты, созерцающим покрытое сумраком пространство, среди которого предполагался небольшой участок земли, отведенного под огород. Свет из беседки сюда едва доходил.
–А что Бондаренки приезжали? – подойдя поближе к Андрею Константиновичу, спросил его Прняников.
–Приезжали. А ты как знаешь? – больше с рассеянностью, чем с любопытством, отвечал тот.
–Как, разве могу не знать? – удивился Пряников, чувствуя нарастающий прилив волнения. Андрей Константинович, однако, никак не отреагировал на эту эмоцию. Он был слишком погружен в нелегкие свои думы.
–Ну так, как же, они приезжали и что? – не терпелось все же выведать Дмитрию Сергеевичу. Игнатов окинул его грустным взглядом, но все еще не спешил с ответом.
–Этот Бондаренко, этот окунь, – изнывало сердце Дмитрия Сергеевича под гнетом неопределенности, – черт знает какую дурь себе в голову вобрал и, главное, переубедить его никак невозможно. А Анжелика, ты же ее знаешь, ей одно бы только сплетню разнести.
–Да что с тобой Митя? – так по-приятельски называл своего друга Андрей Константинович. – Ты как будто на Бондаренок сердит за что-то. Я, напротив, им весьма благодарен. И хоть мне, понимаешь, было стыдно им в глаза посмотреть, все же я им по гроб жизни теперь обязан, равно как и тебе.
Пряников от этих слов Андрея Константиновича смутился ужасно.
–Что ты, Андрей, – потерявшимся голосом отвечал он, – что ты такое говоришь?
–Как, что такое говорю? – повторил в сердцах Игнатов. – Ты мою дочь на руках принес, после того как… Ах!..
–На моем месте так поступил бы каждый, – произнес Пряников, чувствуя, как краска подступает к его лицу.
Какое-то время продолжалось молчание. Погода по-прежнему стояла ясная, безветренная, приветливо светили звезды с неба; становилось лишь немножко прохладней ближе к утру. Пряников семенил на месте, но не от прохлады; ему напротив отчего-то было душно. Утомившись бесцельно переминаться с ноги на ногу, он нашел себе место на бревне подле Андрея Константиновича. Одно неразрешенное обстоятельство продолжало мучить его.
–Ну а что Данил, что он уже спит наверно? – спросил он Игнатова об его сыне. Андрей Константинович ответил не сразу.
–Данила привезли за пару часов до тебя, – ответил он. – Анжелика с Ильей Семеновичем привезли, и точно в таком состоянии, что и Сонечка. Слава Богу, Тоня этого не застала. Хватило ей одного явления дочери. Бедная! Как жаль мне ее! Ты бы знал, Митя, как я мучусь раскаянием!
Дмитрий Сергеевич хоть и не лишен был сочувствия, по внутреннему устройству своему, но всегда в нем обострялись и выходили на первый план его личные заботы и переживания; сейчас его слишком занимал один определенный конкретный вопрос, требующий в нем разрешения окончательного; все остальное было словно заволочено для него туманом.
–И что, приехали Бондаренки, передали тебе Данила, и что, с какими словами? – упорно интересовался он.
Андрей Константинович в одну минуту пересказал все подробности последнего своего свидания с супругами Бондаренко. Из его коротенького повествования следовало, что Анжелика Владимировна с Ильей Петровичем в это последнее их посещение тем только и ограничились, что выражением их искреннего соболезнования и твердой убежденности в том, что сложившееся неприятное обстоятельство, в котором они посчитали своим долгом принять участие, есть следствие одного только недоразумения, и еще поделились мыслью о том, что молодой человек – чему, по их замечанию, один вид его теперешний откровенным свидетелем выступает – к пагубному пристрастию не имеет склонности. Последние утешительные слова Ильей Семеновичем были произнесены уже перед самым выходом, как бы невзначай и между прочим, словом, самым деликатным образом.
–И все с тем? – полюбопытствовал Пряников, после того как Андрей Константинович интонацией поставил точку. – И более ничего они не добавили?
–Решительно ничего. А должны были?
–Нет-нет, вовсе нет?
–Почему ты так интересуешься?
–Да так, просто.
Пряникову как будто свободнее дышать стало. Он привстал, оправился, прошелся туда, назад. Бондаренки умолчали и пока, по крайней мере, ему