А между тем и Сонечка и Данил, уже и с первого взгляда на них, представляются весьма замечательными молодыми людьми. Оба хороши собою, и даже необыкновенно. Каждый являет собой вполне закономерный и весьма естественный результат брачного союза своих родителей и предстает на глаза окружающих верным по ним списком. Имея крепкие, густые, темно-русые волосы, как у Андрея Константиновича, оба унаследовали «благородную» белизну лица от матери, отчего их лица как будто оттенены по контуру и еще заблаговременно такой своей отчетливостью привлекают внимание. Данил формой лица вышел в родителя и много выиграл от этого: умерено широкие скулы добавили его лицу мужества. Но глаза у него материнские, черные, взгляд глубокий, смотрит он всегда пристально и создает впечатление задумчивого молодого человека, порою излишне, до самозабвения. В компании обыкновенно он сдержан, и даже слишком. Знакомства имеет самые различные, но не дружит, по-настоящему, кажется, ни с кем, что несколько странно, судя по его возрасту. Такая умеренность в обращении и некоторая обособленность, в сочетании с твердым взглядом, выражающим непоколебимую уверенность в себе и отчасти гордость, создали ему репутацию «задаваки» в нашем местечке, но вместе с тем и сделали его популярным. Кроме того, он Игнатов, – «да, да, сын тех самых Игнатовых». Словом, внимание к персоне Данила в Кузино сосредоточено, – разумеется, тоже и с девичьей стороны.
Сонечка же имеет глазки папины, светло-синие и ясные; нрав веселый и беззаботный. Она приветлива со всеми; по-настоящему друзей у нее больше чем знакомых, так даже, что только кто познакомился с Соней Игнатовой, зачастую, тут же сделался ее другом. Лицо у нее чрезвычайно миленькое и фигурою в свои пятнадцать годов она уже вышла, и столько, что если взглянуть на нее с особой точки зрения, то – совершенно она уже фигурою вышла и даже вышла «весьма интересно». Но Сонечка настолько еще ребенок и так от нее от всей еще веет детством, что смотреть на нее «по-особенному» порядочному человеку, пожалуй, станет и совестно, а вот только отметить, что она много собой обещает (по примеру наблюдательных Воробьевых) и отметить исключительно в пользу поколения подрастающего – иному родителю так даже долг повелит. Еще она, Сонечка, входит в различные кружки, ходит на хореографию, учится в музыкальной школе по классу фортепиано. В день города у Дома Культуры на сбитой из сосновых досок сцене она постоянная и активная участница. Короче говоря, Сонечка знаменита в нашем городке в самом прямом смысле этого слова. И «да, она тоже Игнатова».
Такими в глазах кузиновского общества мы застаем Данила и Соню Игнатовых до событий, послуживших поводом к написанию данной повести. Также и представление об их родителях, о чем мы свидетельствовали еще в одной из первых глав, в умах жителей нашего местечка сложено было уже давно, и даже еще раньше, и хоть с меньшей основательностью, но тоже достаточно прочно. Так что, заинтересуй нас Игнатовы немножко ранее случившегося переполоха в их семье и в их доме, рядовому обывателю Кузино, в ответ на проявленную нами заинтересованность и сверх уже сказанного, вероятно, нечего было бы и прибавить по-настоящему любопытного. Но после же дня, породившего столько неблагоприятных для Игнатовых событий, о членах этого семейства по Кузино добавочно расползлись самые разнообразные и большей частью фантастические слухи.
Говорили одни у нас после, будто на одном из спиритических сеансов, производимых известным «кружком» по ул. Пушкина, неизвестный дух (из других источников: дух известный, дух Пушкина), вызванный участниками сеанса, обнаружил измену хозяина дома (из других источников: обнаружил рифмой), отчего хозяйка тут же, на месте, сошла с ума и запела петухом. Потом она, вроде как, пришла в себя, рассказывали, но совершенно
Третьи говорили, что никакой «сеанс» «кружком» не производился, и вообще никогда, что все это несомненная ересь, а настоящая правда в следующем: измена действительно была обнаружена, и Игнатов не отрицал. Игнатова, как женщина хара́ктерная, о чем многим известно, как женщина гордая незаурядно, обиду стерпеть так просто не пожелала, в то же время не посмела разрушить и брак, как мать двоих детей, что с ее стороны весьма разумно и понятно. Выход из ситуации она нашла в следующем: решила изменить мужу и сама, чтобы восстановить статус-кво, таким образом, ну и «чтобы понимал». В этот же вечер, или даже уже в ночь, дабы не отлаживать дел в долгий ящик, она вышла на улицу, с твердым намерением совершить прелюбодеяние с первым встречным. Состоялась ли «контризмена» на самом деле, точно сказать нельзя, но что порядка четырех ночных часов Игнатовой дома не наблюдалось и, что по возвращении домой ею было сделано для Игнатова «заявление», в этом сомнений быть не может. Так уверяли третьи.