Обыкновенные монстры

– Процесс смерти? Всю жизнь. Зависит от того, насколько силен талант. Они не все равны. Вы проживете не менее ста пятидесяти лет.

Чарли не был уверен, что верно расслышал ее слова. Он попытался посчитать в уме:

– Не думаю, что мне этого так уж хочется.

– Значит, вы мудрее многих. Тем не менее что есть, то есть, мистер Овид; желание не имеет к этому никакого отношения. Теперь перейдем к ограничениям ваших способностей. Если оторвать вам конечности, они отрастут снова, но если отрезать или оторвать вам голову, то жизнь ваша очень даже быстро подойдет к концу. Но самый большой урон для вас – урон, наносимый сердцу и душе. Ведь это так тяжело – пережить тех, кого любишь. И наблюдать, как мир необратимо меняется вокруг тебя. Но с этим я вам помочь не могу.

Чарли кивнул. Они продолжили шагать дальше.

– Главное, что мы будем осваивать на наших занятиях, – это контроль. Именно на нем все держится. Сейчас у вас его нет. Когда вам больно, ваше тело восстанавливается само по себе, и только. Но вы способны на гораздо большее, мистер Овид. У дара хаэлана много разных применений – насколько я понимаю, вы уже умеете скрывать в своей плоти предметы. Однако бывали хаэланы, которые могли удалять части себя – даже кости, когда возникала в этом потребность. Также мне известны случаи, когда их контроль был настолько велик, что они могли использовать мертвые ткани в своих целях, а не просто восстанавливать их; могли придавать своим телам определенную форму.

– Придавать… форму?

– Это называется мортализацией, а практикующие ее люди – морталинги. Можно даже утверждать, что в этом и заключается суть таланта хаэлана, вершина его мастерства. Такие люди могли удлинять свои руки или ноги, сжимать плоть, чтобы проходить через невероятно маленькие пространства. Могли взламывать замки, просовывая пальцы в замочную скважину. И прочее в таком духе. Должно быть, они испытывали невероятную боль. Научиться выносить ее – важная часть нашего обучения.

Ноздри женщины раздувались в такт ее медленному дыханию.

– Как я уже сказала, это весьма необычный талант, – подытожила она.

Все это Чарли слушал с нарастающим чувством благоговейного трепета. Мисс Дэйвеншоу, обладавшая неестественной чувствительностью и способная видеть его даже будучи слепой, пугала его все больше. Он, как в тумане, вспомнил осмотр, который миссис Харрогейт производила в Лондоне, в первую неделю его проживания в доме на Никель-стрит-Уэст. Похоже, она тогда хотела, чтобы Чарли сделал нечто подобное. Он оглянулся на оставшиеся далеко позади хозяйственные постройки, потом перевел взгляд на пустое поле. Ничего такого он не умел, но услышанное его заинтриговало.

– И как это сделать? Эту… мортализацию?

– Вам? Вы на это не способны.

– Но вы только что сказали…

– Вы не прошли должную подготовку, молодой человек. Я покажу вам. Подойдите ближе. Не обращайте внимания на ощущения от стражей, глифик не причинит вам вреда. Он знает, что это мы, знает наши намерения. Вот здесь, где соединяются эти два камня.

Она взяла его за руку и мягко провела его пальцами вдоль трещины в стене.

– Тут есть щель, через которую вы могли бы проскользнуть. Кажется невозможным, верно? Тем не менее это так. Морталинг перенес бы через нее свое тело, не пошевелив даже пальцем. Конечно, это трудно себе представить.

Чарли ощупал щель и закрыл глаза. Все его тело трепетало от энергии глифика, преграждающей путь за стену. Наступила тишина, тут же отразившаяся в его ушах звоном. Что-то явно происходило. Он чувствовал, как кончики его пальцев прижимаются к камням, ища между ними пространство, и попытался представить себе, что это пространство расширяется, становится достаточно свободным, чтобы сквозь него можно было просунуть пальцы. Но ничего не происходило.

– Я… я не могу, – сказал он, тяжело дыша. – Ничего не выходит.

Чарли охватило странное чувство: ему казалось, что он разочаровал свою наставницу.

– Помилуйте, мистер Овид. Не так быстро. Для начала спрошу вас: вы готовы заниматься?

– Готов, – ответил Чарли, стараясь говорить ровным голосом и не волноваться. – Я готов.

– Тогда начнем, – сказала мисс Дэйвеншоу, жестом указывая на выложенные на красной глине в кольцо камни.

Шли дни. Однажды Чарли сидел в библиотеке при свете свечи, где его и нашла Комако. Он повесил материнское кольцо на шею, продев его через шнурок. Отчасти он сделал это потому, что выдавливать его из своей плоти было нелегко и болезненно. Он с грустью сжимал его в руках, сидя на широком подоконнике, как вдруг услышал тихий звук отодвигаемой латунной щеколды. Затем по инкрустированному паркету застучали каблуки туфель Комако. Чарли засунул кольцо обратно под рубашку.

– Тебя ищет Рибс, – нерешительно сказала девушка.

– Зачем?

– Да так, – краешком рта усмехнулась она. – Думаю, что просто не может успокоиться, не зная, где ты.

Чарли нахмурился. Он не понимал, дразнит она его или говорит правду. Девушка пододвинула стул и села очень близко к нему. Он ощутил исходящий от ее кожи запах щелочного мыла. На ее руках снова красовались перчатки, защищавшие изрытые язвами ладони.