Очень медленно и неторопливо Миссисипи и все ее ужасы, такие как болотная жара, бескрайнее небо и мерзость былого существования, начали блекнуть и распадаться в сознании Чарли, как расползается под дождем газетная бумага.
Они подъехали к высокому, богато украшенному дому на углу ухоженной улицы. Окна были темными. Пешеходную дорожку преграждали столбики; в сером мраке поблескивали булыжники мостовой. По другой стороне улицы сновали прохожие. Рядом с ними виднелась небольшая калитка, но Коултон провел Чарли через железные ворота, через пустующую и тусклую конюшню с высоким потолком, через мощеную площадку. Затем же они по ступеням поднялись к большим дубовым дверям. Детектив не стал звонить, а просто повернул ручку и вошел, как будто это был его собственный дом и он имел на это право. Чарли беспокойно последовал за ним, задержавшись взглядом на элегантных панелях прихожей, на свисавшей с высокого потолка тяжелой люстре, на густых папоротниках вокруг помутневшего зеркала и на пустой стойке для шляп, похожей на скелета-часового. Туфли Коултона оставляли на мягком ковре следы в виде полумесяца. Поставив свой дорожный чемодан, он вытер с лица капли дождя и прошел дальше.
– Вот мы и на месте, – произнес он с удовлетворением.
Они оказались в большом холле, из которого во мрак уходила лестница и где громко тикали большие часы, похожие на костяные. В дверях гостиной Коултон остановился, загораживая Чарли проход.
– Что за чертовщина, – пробормотал он и подошел к столу у большого окна.
В темных углах вырисовывались очертания громоздкой мебели. Коултон взял что-то со стола и повертел в руках, и только тогда Чарли разглядел, что это. Детектив держал заполненную зеленоватой жидкостью банку, в которой плавал уродливый человеческий зародыш. В полумраке казалось, что от сосуда исходит свет.
– Будьте осторожнее, – послышался мягкий женский голос. – Образцы абортированных плодов с гидроцефалией раздобыть нелегко. А за вами, Коултон, обычно так и следуют поломки и разрушения.
Перед окном, соединив перед собой бледные руки, абсолютно неподвижно стояла полная женщина в черном платье. Она плавно подалась вперед. Плечи ее были округлыми и мягкими, пухлую шею стягивал тугой воротник. Половину ее лица покрывало похожее на ожог родимое пятно, придавая ему странное, нечитаемое выражение. Чарли не слышал, как она вошла; казалось, она просто возникла из воздуха, как призрак.
– Так точно, Маргарет, – сказал Коултон, осторожно ставя на место банку, в которой плескалось ее содержимое. – Всегда восхищался вашим вкусом.
– Вам будет весьма интересно узнать, как я ее раздобыла. Она принадлежала довольно необычному… коллекционеру.
Женщина повернулась.
– Кто это? Тот мальчик с Миссисипи? А где другой, из цирка?
Коултон снял котелок и, покряхтев, стряхнул с плаща капли дождя.
– А как насчет
Женщина очень медленно выдохнула через ноздри, как будто до этого намеренно долго накапливала воздух.
– Добро пожаловать, мистер Коултон. Как прошла ваша поездка, мистер Коултон?
– Лучше не придумаешь, – ответил детектив, неожиданно ухмыляясь и опуская шляпу на диван.
– В прихожей есть вешалка для шляп. И была там всегда.
Коултон, наполовину высунувший из рукава одну руку, помедлил. Затем спокойно и неторопливо снял плащ до конца, аккуратно свернул его и положил на диван. Его желтый клетчатый костюм, казалось, светился в полумраке, словно мотылек у освещенного окна. Женщина вздохнула.
– Чарльз Овид, – произнесла она, обращая на него взгляд своих темных глаз. – Меня зовут миссис Харрогейт. Я работодатель вашего доброго мистера Коултона.
Чарли старался не смотреть на нее слишком пристально.
– Миссис Харрогейт, мэм, – сказал он, низко поклонившись.
– О, только без этих штучек, – отрезала она, пересекла гостиную, взяла его за подбородок и повернула его лицо так, чтобы заглянуть ему в глаза.
Он был заметно выше ее. Удержаться от того, чтобы не рассматривать родимое пятно, было невозможно.
– Это не Америка, Чарльз. Здесь не нужно принижать себя, по крайней мере в моем присутствии. Я выразилась понятно?
Он смущенно кивнул и отвел взгляд.
– Да, госпожа, – прошептал он.
– Да, миссис Харрогейт, – поправила она.
– Да, миссис Харрогейт.
– Итак, – продолжила она, поворачиваясь к Коултону. – А
– Судя по всему, уже где-то посреди Атлантики.
Коултон уселся на бархатный диван. На ковре остались мокрые коричневые пятна от каблуков его ботинок.
– Я оставил этот вопрос на усмотрение мисс Куик. Думаю, она справится.
Миссис Харрогейт вздохнула:
– Одна?
– Да, она способная. Разве это проблема?
– Мои инструкции были другими, – недовольно сказала миссис Харрогейт. – И я не получила от вас ни одной телеграммы. Мне нужно будет сообщить в Карндейл.