Обыкновенный мамонт

Никакого аэродрома не было. Вся белая земля была аэродромом.

Их уже дожидался крытый грузовик. Над кузовом струился дымок. Внутри было светло и жарко. В машине стояла маленькая железная печурка. Солдат топил её аккуратно напиленными поленьями. И в пути солдат подкладывал дрова. Серёжка привалился к отцу и опять задремал.

Он спал так долго, что должно было настать утро, а его не было. В комнате, от пола до потолка обклеенной газетами, горела электрическая лампочка.

Полежав немного, Серёжка проморгался и робко позвал:

— Мама!

Никто ему не ответил. В соседней комнате запели тонким голосом.

— Мама! — громче повторил Серёжка.

Песня оборвалась. Дверь отворилась, и на пороге появилась девочка. Синеглазая, с косичками. На ногах невиданные туфли из золотистого меха.

Серёжка от удивления раскрыл рот. Девочка тоже молча разглядывала его. И наконец спросила, приблизившись к кровати:

— Ты — Серёжа?

— Да, — подтвердил Серёжка и в свою очередь пожелал узнать: — А ты?

— Я? — Девочка даже ресницами захлопала: как это он не знает её? — Я — Наташа Конова. Я здесь живу.

Слова Наташи Серёжу задели.

— Нет, я здесь живу. Это мой дом.

— Дом наш, — спокойно возразила Наташа, — батальонный. А вы у нас поживёте, пока не сдадут третий корпус.

— Нам дадут первый.

С какой стати Серёжка должен ждать третьего?

— Первый давно заселили и второй. Думаешь, тут заселяться некому? У нас и до тебя люди жили, только без детей. Они своих детей на Большой земле оставили.

Про такое Серёжка слыхал впервые. С Дальнего Востока детей увозили на запад, бабушка предлагала отправить Серёжку на юг, в Севастополь. В запад входили Москва, Ленинград, Киев, Ташкент и еще разные города.

— Большая земля, — объяснила Наташа, — это Ленинград, Москва, Крым — всё остальное, что внизу.

— Как — внизу?

— А ты разве не видел географическую карту в клубе?

В клубах Серёжка бывал, только не обращал внимания на карты.

— По карте ясно видно, где мы живём. И всё внизу — Большая земля.

— А наверху?

— Наверху — Северный полюс.

Про Северный полюс Серёжке доводилось слышать. Там жили полярники. Прямо на льдине. Вот бы куда сбегать!

— Туда далеко? — оживился Серёжка и начал одеваться, будто сию минуту собирался на Северный полюс.

— Часов… несколько лёту.

— А по дороге нельзя?

— Можно, далеко только.

— А ты знаешь, где эта дорога?

— Ясное дело, знаю.

— Где? — загорелся Серёжка.

— У нашего дома.

Серёжка недоверчиво глянул на белое промёрзшее окошко, затем на Наташу:

— Врёшь ты.

— Я никогда не вру!

Наташа резко отвернулась. Синие банты метнулись за косичками, словно махаоны.

— Постой! — позвал Серёжка. — Не сердись. Я верю.

— Очень надо! — Наташа презрительно фыркнула. — Можешь не верить. А только здесь от каждого дома идёт дорога на Северный полюс. Выше нас уже ничего нет, только льды и полюс.

У Серёжки дыхание замерло. Вот это да! Жить под самым полюсом! Хорошо, когда папа военный.

— У тебя папа тоже военный? — вежливо спросил Серёжка.

— Он капитан Конов, — гордо сообщила Наташа. — Командир нашего батальона.

— Дивизиона, — поправил Серёжка. — В артиллерийском полку дивизионы, а не батальоны.

— Нет, батальона.

— Ты давно сюда приехала? — с некоторым превосходством в голосе спросил Серёжка.

— Я не приезжала. Я всегда тут живу.

— Всегда-всегда? — поразился Серёжка, утратив своё превосходство. Он-то новичок, а Наташа родилась на Севере. — А я в вертолёте родился! — похвастался Серёжка. — На самом Дальнем Востоке.

— Я на Большой земле не была, — грустно сказала Наташа. — А ты видел, как растут настоящие большие деревья?

— Конечно. Там запросто большие деревья растут. Выше дома.

— Высокие, как антенные мачты и столбы?

В заполярном гарнизоне росли лишь столбы. Когда выпадало много снега, столбы превращались в пенёчки с фонарями. В плотном, как белая глина, снегу отрывали дорожку, глубокую, вроде траншеи.

— А ты на собаках каталась? — задал самый главный вопрос Серёжка.

— Конечно. И на собаках, и на оленях.

Счастливая! Зато Серёжка праздничный салют в Ленинграде смотрел. Всё небо горело разноцветными огнями, как сто ёлок.

— А я салют видел!

— Какой он?

— Как новогодняя ёлка.

— Ёлка? — переспросила Наташа и вспомнила: — А-а, как полярное сияние, но маленькое.

— Полярное сияние?

Такого Серёжка ещё не видывал.

— Оно ещё будет? — осторожно спросил Серёжка.

— Обязательно, — успокоила его Наташа. — Полярное сияние у нас бывает чаще, чем кино.

КИНО

Сережка быстро освоился на новом месте, познакомился со всеми Наташа знала батальон пофамильно. И её солдаты знали. Ничего удивительного: единственная девочка в гарнизоне. Наташа разговаривала со всеми на равных:

— Как дела, Фирюбин?

— Нормально, — отвечал здоровенный сержант.

— Что нового, Сизокрыленко?

— Всё старенькое, Наталка.

— Накауридзе, письмо получил?

— Получил, Ната, получил. Всё замечательно!

— Ну как, Тихонов, поправился Рекс?

Солдат улыбался белозубым ртом:

— Полный порядок, Талочка! А твой Пижон жив-здоров?

У Наташи был свой пёс, Пижон, но он отзывался и на кличку Буржуй. Мохнатый, толстый, хвост крендельком на спине. Сильный: один Наташины санки возил.

— Будет сегодня кино, Алёшин?

— Обязательно, Наташенька!