Обыкновенный мамонт

Лёвка в первый момент тоже вжался в землю, потом осторожно оглянулся и шёпотом спросил:

— Ты чего?

Не разжимая ресниц, Серёжка показал куда-то вперёд.

— Чего?

— Змея… — Серёжка приоткрыл один глаз и указал на ель с чудовищем.

— Ха-ха, — неестественно хихикнул Лёвка. Он, видно, тоже сперва перетрусил. — Какая это змея? Это лиана, растение такое вьющееся! Пошли дальше!

Серёжка, осмелев, погладил шершавый жгут лианы.

— Ловкая, — сказал он с уважением. — Вот бы так на деревья лазить научиться!

Сквозь густую хвою и листья с трудом протискивались солнечные лучи. Было тихо и сумрачно. Мальчишки шли рядышком, плечом к плечу, держа наготове автоматы.

Под ногами шуршала сухая листва, потрескивали сучья. На стволах деревьев курчавился косматый мох. Голые нижние ветви нацеливались растопыренными корявыми пальцами, норовили сорвать панаму, исцарапать лицо.

— Сейчас выйдем на большак, — подбодрил себя и Серёжку Лёвка.

Они шли и шли по тёмному лесу, а шоссе всё не было.

Серёжка начал отставать. Лёвка взял его за руку.

— Сейчас выйдем на большак, — не очень уверенно повторил он.

Лес посветлел, пошёл под уклон. Идти стало легче. Вскоре мальчишки выбрались на косогор, густо покрытый стелющимся багульником, блестящим и скользким.

— Ха! — обрадовался Лёвка.

Он опустился на корточки и с весёлым визгом съехал вниз, как по ледяной горке.

— Кати! — крикнул он оттуда.

Серёжка присел, оттолкнулся руками и — полетел. Он сразу потерял равновесие и опрокинулся на спину. Спуск быстро кончился, и Серёжка очутился рядом с Лёвкой.

— Слушай, — сказал Лёвка и оттопырил руками уши.

Совсем рядом о чём-то оживлённо спорили ребята.

— Наши, — определил Лёвка. — Пошли, большак рядом.

Странно. Чем ближе они подходили к большаку, тем неразборчивее становились голоса.

Лёвка обманулся. Никаких ребят. По мелкому каменистому руслу журчал ручей.

— Напьёмся и двинем по воде, чтобы следы запутать, — принял решение Лёвка.

Только вода оказалась такой студёной, что и подумать было холодно ступить в ручей босыми ногами. Мальчишки вдоволь напились. Хотя животы раздуло, есть захотелось ещё сильнее.

— Надо бы сухой паёк захватить, — с опозданием вспомнил Лёвка и шмыгнул носом. — Есть охота.

— Ага, — признался Серёжка. Он сидел красный, упаренный.

И небо упарилось за долгий жаркий день, порозовело. Над дальней сопкой повисли мрачные тучи.

Солнце легло на сопку, выставило вверх светлые руки и изо всех сил удерживало тучи над собою.

Грустные мысли овладели Серёжкой: обед давным-давно остыл, мама беспокоится, ищет его по всему гарнизону, спрашивает всех подряд: «Серёженьку не видели? Серёженьку не видели?» И никто не знает, что Серёжа с Лёвкой в разведке и никак не выберутся на большак.

— Ты чего? — нахмурился Лёвка. — Домой захотел?

Серёжка затряс поникшей головой.

— Сейчас пойдём. Только не реви.

— Я не реву, — возразил Серёжка и вытер предательские слёзы. Сам не заметил, когда потекли.

— С тобой только в разведку ходить, — пробурчал Лёвка, но не очень сердито. — Двинем напрямик. Чего нам на гору карабкаться!

Лёвкино предложение Серёжка воспринял с удовольствием. Ноги и на ровном месте плохо повиновались.

Какой ни лёгкий был автомат, только потяжелел он ужасно. Тонкая верёвочка натирала шею. Серёжка зажал верёвочку в руке, и автомат волочился прикладом по траве. Раза два Серёжка уронил автомат. Верёвочка как-то сама выскальзывала.

— Ты что! — возмутился Лёвка. — Знаешь, как это называется — оружие бросать?!

Нет большего позора для солдата, чем бросить оружие на поле боя. Серёжка повесил автомат на грудь и мужественно понёс его. Они продвигались вдоль ручья. Вода весело и беззаботно лопотала. Из розовой она стала тёмно-синей. Надвигалась ночь.

— Пошли быстрее, — заторопил Лёвка, всё чаще беспокойно поглядывая на дальнюю сопку. Тёмная туча вдавила в нее солнце по самую макушку.

Силы покидали Серёжку, но он старался не отставать.

На небе зажглись бледные звёзды. Трава, кусты, деревья, сопки — всё вокруг потускнело. Казалось, что тёмная туча, раздавив солнце, расползлась по земле.

Мальчишки в изнеможении опустились на траву. Уже, наверное, все вернулись в гарнизон. И горнист, и отец. Повар Василий Степанович опять надел белый колпак, расхаживает между столами и предлагает добавку гречневой каши. Трава запахла кашей, но на вкус оказалась горькой. Листок от куста тоже пахнул кашей, только был жёстким. И ягоды пахли кашей…

— А ну, брось! Отравиться захотел? — выбив из Серёжкиной руки черные ягоды, строго прикрикнул Лёвка и спросил потише: — Что будем делать?

Он всё ещё храбрился, но у него тоже сосало под ложечкой от голода и тревоги. Не будь рядом маленького Серёжки, Лёвка сам заревел бы.

А так он чувствовал на себе ответственность, и это заставляло держаться несмотря ни на что.

— Придётся заночевать, — как можно спокойнее произнёс Лёвка.

Отец, заядлый рыболов, несколько раз брал его на рыбалку. Они разжигали на берегу костёр. Лёвка укутывался с головой отцовским ватником, поверх накрывался плащ-палаткой и сладко спал до самой зари.

— Ищи дрова, — энергично сказал Лёвка, — разведём костёр.