Обыкновенный принц (СИ)

— Теобальд не вернётся, он погиб.

И всё. Ни попросил вытереть и накормить коня, ни позаботился о Дардене, окаменевшем от новостей про Уну и размышлений о ней.

— Что ты сказал, отец? — тихо спросил мальчишка, когда до него дошло, и в несколько мгновений Дарден оказался в домике. Отец, как был одетый с дороги, поднялся на полати, лёг там и замер, не ворочаясь и не поправляя стёганое одеяло под собой.

— Наш Тео не вернётся больше никогда. Он погиб, — повторил Хирам, отвернулся к стене и замолчал. Прошла минута, и тихое мычание, как страдают те, у кого болит внутри, душа или тело, стало единственным звуком, который раздавался в домике. Звучало это страшнее тех ночных, неожиданных рыданий по умершей матери.

И Дарден выбежал на улицу, заорал в расцветающее небо, обращаясь к богу-обманщику. Ничего-то Алатус не мог поделать против несправедливости! Пустой, слабый бог, которому зря поклонялись! За что, за что он наказывал их?!

На следующий день отец не пожелал подниматься — ни ради сына, ни ради еды или тепла. Дарден нарочно затопил печь покрепче, чтобы на полатях припекло. Но Хирам лишь дважды сходил за угол дома, когда приспичило, а возвращаясь, напивался воды из бадейки и снова погружался в состояние неподвижности и безразличия.

Вот и отец бросил Дардена. Остался Дарден один.

— Ты всегда любил меня меньше! — в сердцах и со слезами на глазах, в конце концов, выдал обидное мальчик. — Уну ты баловал, потому что девочка. Тео обожал, потому что он старший, а я… Лучше бы умер я, а не Тео! Тогда ты был бы счастлив!

Острые слова, по счастью, попали в цель. Хирам вздрогнул, медленно повернулся лицом к комнате, с минуту смотрел на сына, стоящего напротив и сжимающего кулаки, — и сам заплакал. Дарден вдруг разглядел, что отец совсем седой, за два дня или меньше исчезли его чёрные пряди. А какая красная кайма залегла в его глазах, вокруг выражения пустоты и разочарования! И лицо старика потемнело, словно его душа напиталась тьмой…

Но главное, всё же, было сделано — отец опомнился, снова. Он спустился с печи и обнял рыдающего сына — своего последнего ребёнка, оставшегося рядом.

Ещё примерно неделю Хирам пытался вернуться к прежней жизни несчастного, но здорового человека. За это время Дарден вытянул из него подробности.

Получив деньги авансом за первый год службы сообразительной и обаятельной Уны, растерянный Хирам машинально отправился в первую попавшуюся лавку, чтобы купить провианта, потом — на рынок за ягнятами или козочкой. Денег, кажется, хватало. И всё благодаря Уне, которая сумела разжалобить эве своими рассказами — о гибели Милого и бессердечии ликторов, наказавших её семью за побег соседа. Управляющий предупредил крестьянина — в следующие годы Мерхания-эве не собиралась быть такой щедрой.

Оказавшись в лавке, Хирам долгое время не мог сообразить, что ему надо. Хвала Алатусу, лавочник оказался сердобольным. Он усадил посетителя, велел сыну принести воды, благо что в лавке почти не было народа, и, пока сын обслуживал покупателей, начал разговаривать с Хирамом. У того на душе лежал слишком тяжёлый груз, чтобы донести его до дома, не поделившись ни с кем, и старик рассказал почти всё о своей семье.

О том, что старший сын около года служит в элитном отряде, и за это время умерла его мать, сестру забрали уважаемые эве в качестве игрушки для своей дочери, про наказание ликторов… И что теперь ему делать? Поскорей бы Теобальд вернулся…

Сын лавочника вдруг заинтересовался рассказом, подошёл. Симпатичный такой молодой человек, заботливый…

— Скажите, дядя, а вас не Хирамом, случайно, зовут?

— Хирам, — слабо кивнул посетитель.

— А вашу дочь, которой лет пять…

— Седьмой пошёл…

— … Зовут Уной, и ещё у вас есть сын по имени Дарден?

Хирам, мало сказать, удивился. А лавочник переглянулся с сыном:

— Значит, вы ничего не знаете? Вам от имени Либериса не привозили деньги?

— За что?

Новость о погибшем Тео остановила Хираму сердце. Добрый лавочник и его сын, который, оказывается, был в одном отряде с Теобальдом, привели в чувство потерявшего сознание безутешного отца. Даже лавку закрыли. Постарались утешить, как могли.

Но что теперь деньги Либериса, когда нет старшего, такого умного и такого красивого сына?

Хирам не помнил, как его посадили на коня, привязали тяжёлую торбу, в которую положили всего понемногу: просо для каши, круг козьего сыра, колбасу, сало и сладости для среднего сына. Кажется, обещали помочь, если что.

— Помру я скоро, — сказал однажды Хирам. — Делия часто снится, зовёт с собой…

— Отец, не надо! Ты мне нужен! — умолял его прекратить эти разговоры Дарден, которому по-настоящему стало страшно.

— Помру, я знаю. А ты позови заречных, чтобы тебе не в тягость было меня хоронить. Дай им одну монету, остальное спрячь, не показывай и не говори, что есть. Сам потом уходи к ним. Кто усыновит тебя, пожалеет, тому можешь отдать деньги. Или иди к тому лавочнику в Аалам, они люди добрые, помогут…