Обыкновенный принц (СИ)

Через неделю после возвращения из города отец начал знакомо покашливать и потирать грудь, где всё чаще болело сердце. Потом слёг, не обещая отдохнуть и поправиться. Ему стали безразличны весенние хлопоты, ведь после его смерти Дарден вынужден будет бросить здесь всё. Однажды появятся ликторы, потому что Хирам-безродный перестанет платить дань. Посланники Либериса увидят пустое жильё и отдадут его и землю внаём какому-нибудь другому крестьянину, как когда-то сдали отцу Хирама…

Но Дарден упрямо твердил: отец поправится и даже сам собрался вспахать и взборонить поле, а отец пусть отдыхает и набирается сил. Ни о каком Межземелье теперь речи не шло, ведь оставалась Уна. Пусть ей хорошо, но однажды она заскучает и запросится домой. И куда она поедет, если отец и единственный брат её предадут, сбегут к алатусам? Кроме того, если ликторы узнают об этом, накажут ни в чём не виноватую Уну, посчитают за дочь предателя.

Две недели отец лежал, всё затяжнее кашляя и чаще проваливаясь в забытьё. Ему снилась жена, и Хирам бормотал, разговаривая с ней. Просыпаясь, жаловался: Тео ему, почему-то не снился, словно был обижен на отца за бездарно потраченные его деньги, добытые ценой жизни.

Дарден выбивался из сил. Нужно было следить за квочкой, которая вот-вот должна была вылупить цыплят. Последнего петуха отправил в мир иной — ради бульона, которым поил отца и сам пил, когда чувствовал, что вот-вот упадёт от усталости и голода. Съедобны подарки ааламского лавочника как-то незаметно исчезли в желудках, слишком уж вкусными были.

Варя похлёбку, Дарден невольно вспоминал сестру. Сейчас как нельзя кстати пригодились бы маленькие ловкие ручки Уны, которая немного, но, оказывается, ощутимо помогала.

Ещё требовалось ухаживать за Якушем, конь тоже нуждался в пище и выгуле после зимы. На пашне выдерживал две-три полосы и после этого валился в прямом смысле во вспаханную землю, не выдерживая тяжёлой бороны. Всё чаще Дарден стал его привязывать к деревьям, чтобы спрятать от драконов, а сам пытался тащить соху. Да, глубина пашни уменьшалась вдвое, но это было лучше, чем ничего.

Поэтому за две недели только малая часть большого поля оказалась готовой к севу. Земля высыхала под лучами Алатуса на глазах, её срочно нужно было обработать, но Дарден уже чувствовал — он выдыхается, как и Якуш. Подумал было отправиться за помощью к заречным, к которым однажды ездил отец, просил посевного зерна и привёз меньше половины от ожидаемого: там тоже не очень-то богато жили. А потом даже не передумал — не нашёл в себе сил уехать дальше пашни от дома, от умирающего отца. Но всё же, с каждым днём было страшнее возвращаться домой.

И сегодня, несмотря на дождь, Дарден пахал без остановки, а когда выдохся, присел в тени дерева, напился воды из кувшина и погрыз кислого хлеба, как всегда получившегося неудачно. Даже маленькая Уна делала тесто пышное, вкусное, а брату никогда в голову не приходило учиться у младшей сестры. Взглянул на Якуша — успел ли конь отдохнуть? Тот мерно жевал траву, не в силах хвостом согнать мух с глаз, и Дарден вздохнул: снова придётся самому тащить плуг.

Спина ныла, руки выкручивало, словно они собирались отвалиться — не желали служить дурному хозяину. Вспомнился отец, руки которого тоже, кажется, теряли силу. Уходя на пашню, Дарден ставил рядом с ним кружку с водой. Последние дни отец ел утром, немного, и ещё меньше вечером, чтобы не доставлять ночью беспокойства сыну, который засыпал на ходу. Хирам понимал, как ему тяжело, но отказаться от мысли уйти в иной мир, где не будет страданий, уже не мог.

Застанет Дарден отца сегодня живым? И что будет делать, если, наконец, случится страшное? Нет… Он устал, он больше не выдержит…

В груди потяжелело. В такие минуты мальчику думалось, что смерть, на самом деле, не так далеко и от него стоит. Но что будет с тем же Якушем, если умрёт он, Дарден? Конь не сможет выйти из стойла или оторвать верёвку, которой надёжно привязан к дереву. Или отец последние дни или часы будет звать его, а сын останется лежать недвижим. На пашне, например. И птицы на следующий день слетятся к его телу и будут выклёвывать остекленевшие глаза.

В эти минуты становилось легче от одного — слёз. И в этот раз Дарден не постеснялся, заплакал, всё горше и горше, выговаривая вслух свои страхи, горечь и обвинения в адрес жестокого или бессильного Алатуса.

Нарыдавшись, он снова напился воды, оставляя себе немного — чтобы увлажнить рот после очередного часа пахоты. На закате Око медленно скрывалось, но ещё было время, не меньше часа до темноты. Две-три полосы — тоже много значат. При хорошем сезоне дождей с такого участка не меньше бадьи зерна можно будет собрать, а значит, стоило побороться.