Обыкновенный волшебник

– Почему ты не отвечала на звонки? – бросил мне Страхов и добавил, подумав, что «так журналисты себя не ведут».

– Я… я забыла телефон, – не рассказывать же ему, в самом деле, о том, что я сознательно отрубила этот телефон от себя, как руку. И все это только ради того, чтобы не мучиться при мысли о нем и не ждать. О, я не умею ждать, совсем не умею, как выяснилось.

– Я хочу, чтобы ты всегда была на связи, – Ярослав посмотрел на меня еще суровее, играя желваками, и вдруг подошел ближе, резко взял мою руку и сжал ее. Что он делает? Читает мои мысли? Если так, то я совсем не возражала, и мои мысли можно было свободно прочитать на моем лице. Я хотела, чтобы он никогда больше не покидал меня. Вряд ли такое возможно.

– Прости меня. Я не хотела… – пробормотала я, – причинять тебе проблемы.

– Иначе во всем этом нет никакого смысла, понимаешь? – Он явно говорил о чем-то другом, не о мобильной связи. – И нам лучше прямо сейчас это закончить.

– Нет, не надо. Не надо ничего заканчивать, – я испуганно замотала головой. Страхов замолчал. Он посмотрел вдаль, скользнул взглядом по фасаду моего дома, а затем снова обернулся ко мне, и в глазах его я увидела (ошиблась?) боль. Он покачал головой.

– Почему?

– Я думала о тебе, – проговорила я, глядя прямо ему в глаза. Страхов вздрогнул, его темные глаза на несколько секунд загорелись огнем, и я почувствовала, как его рука сжалась еще сильней. Он замер, и в этот момент я могла бы поклясться, что он хотел меня поцеловать. И кто бы только знал, как сильно я сама этого хотела. Я стояла, чувствуя странную дрожь в ногах, и смотрела на него. Но потом что-то случилось, изменилось, и Ярослав с видимым усилием отвел свой взгляд от моего, отпустил руку и отошел на несколько шагов, так и не сказав мне больше ничего. Он сжал кулаки и отвернулся, явно решив уйти прямо сейчас. Здесь и сейчас. И через минуту я снова стану несчастной. Как все стало просто и непереносимо. Когда он рядом, я чувствую себя птицей, когда его нет… Я подалась вперед, чувствуя, что, если он сейчас уйдет, я просто умру на месте.

– До завтра, Василиса, – бросил он и развернулся, чтобы уйти прочь. Я вздрогнула так, словно бы он этими словами меня ударил по лицу. Ноги стали совсем деревянными, и волна злости поднялась откуда-то изнутри. Зачем он приходил? В чем он меня обвиняет? Что за игру он ведет?

– Нет! – крикнула я, и Страхов обернулся. – Нет!

– Что – нет? – переспросил он, явно уже взяв себя в руки. О, как я ненавижу людей с хорошей выдержкой. Чертово самообладание и самоконтроль – не самые сильные мои качества.

– Зачем ты приехал? А почему ты не звонил? Я три дня ждала звонка! – выкрикнула я.

– Правда? – Страхов хищно улыбнулся, и я поняла, что это был промах. Провал. Я выдала себя. Ты ошиблась, Василиса, совсем как профессор Плейшнер. Ты ошиблась.

– Да. Это правда, к сожалению, – я отвернулась, чувствуя, как его взгляд сканирует меня с головы до ног.

– Ты ждала моего звонка?

– Да, – я почти шептала, но Страхов уже вернулся, подошел ко мне вплотную, приподнял мой подбородок и заставил меня посмотреть ему в глаза. Мои щеки пылали.

– Я нравлюсь тебе, да?

– Да, – беззвучно прошелестели мои губы, но Страхов не дал мне увернуться, не позволил укрыться ни за словами, ни за жестами, ни за прикрытыми ресницами. Он смотрел на мое лицо, наслаждаясь и моим смущением, и моей растерянностью. Бесенята плясали в его глазах. Вот ведь сукин сын. Надо что-то сделать. Что-то, что уравняет нас в этой игре.

– Это плохо, Василиса. Плохо. Ты только не влюбляйся в меня, – сказал он, улыбаясь. Я покачала головой и улыбнулась.

– Не буду, – заверила его я, и, поднявшись на цыпочки, прикоснулась губами к его губам, заставив его вздрогнуть и отпрянуть. Он смотрел на меня с изумлением, но теперь уже пришел мой черед улыбаться.

– Я хотела сделать это с той самой минуты, как увидела тебя, – пробормотала я и поцеловала его снова. На этот раз он ответил на поцелуй, и аромат мяты прикоснулся к моим губам. Теперь всегда они будут связаны для меня в единое целое: запах мяты, летние ночи и это прекрасное лицо. Я боялась дышать, боялась, что все это – только моя фантазия, галлюцинация, которую можно разрушить одним неловким движением.