Я покинула клуб, когда возникла серьезная вероятность физической расправы если не со мной, то с моим ноутбуком и диктофоном, на который я записывала пресс-конференцию. Выйдя на просторы шумной ночной Москвы, я вдохнула теплый, наполненный смогом воздух и категорически отмела идею идти домой. Только не сейчас, не тогда, когда мне чуть-чуть полегчало. Я решительно свернула в небольшой переулок, нашла какой-то ресторанчик с заманчивой надписью Wi-Fi на стекле в дверях.
Ресторанчик оказался дорогим, и, чтобы выпить чаю с какой-то плюшкой, мне пришлось расстаться с тысячей рублей, разменяв одну из моих пятитысячных купюр, но зато тут не было так называемой живой музыки, которую люто ненавидят все, кому приходилось работать в городе. Тут было тихо и спокойно, и я могла бесконечно сидеть теперь на диванах и работать над статьей, сладко потягиваясь в теплом сумрачном свете маленьких светильников. Иногда я останавливалась и отводила взгляд с экрана, пестрящего от фотографий разнообразных молодых групп и прошлых статей музыкальных критиков, и принималась рассматривать людей за темно-коричневыми столиками, и даже слушала обрывки их разговоров, улыбалась в ответ на тихий шелестящий смех. Вот так и мы с Ярославом сидели совсем недавно. Четыре дня назад. Уже почти пять.
Я закончила статью где-то к половине первого ночи, сильно уставшая и довольная собой. Под этой статьей мне было не стыдно поставить свою подпись, хотя предвидела большие споры и вопросы, возможно, даже обвинения в чем-то и обиды с чьей-то стороны. Это было неважно. Это то, что я думаю, – и пусть все подавятся. Разве не к этому меня призывал Ярослав? Черт, опять Страхов. Я огляделась по сторонам.
Ресторан почти опустел, и официантка выразительно посматривала на меня, пытаясь понять, когда же ей удастся закрыть кассу. Я перечитала получившийся материал – длинная, почти на целый авторский лист статья получилась, фактически, обзорной. Мы заслуживаем ту музыку, которая льется на нас из динамиков всех маршруток страны. Мы порождаем чудищ, а затем требуем, чтобы пришли богатыри и победили их, но на месте любой отрубленной головы вырастают еще три. Переслав статью, я расплатилась, сложила ноутбук в сумку и отправилась домой пешком. Представляя, какой скандал и истерику мне сейчас устроит Павлик, я все замедляла и замедляла шаг. Мысль о необходимости что-то с этим решать огорчала меня. Нам с Пашкой придется расстаться, я не имею права жить с ним, зная, что он мне безразличен, но как остаться без поддержки единственного друга, на крепкое плечо которого я привыкла опираться уже столько лет. Признаться ему во всем, но попросить не бросать меня? Как малодушно и эгоистично. Как похоже на меня.
Я скользнула взглядом по спящим тополям, постриженным кустам, припаркованным недалеко от нашего подъезда машинам. В окнах уже почти не горел свет, было тихо-тихо, и только ветер шевелил листву – звук, которого никогда не услышишь днем в центре города, потому что его обязательно заглушат ревущие машины, быстрый стук каблуков. Я промахнулась, и мои глаза не сразу увидели одинокую фигуру, сидящую на лавочке на детской площадке, прямо за кустами. Подошла к дверям, принялась искать в рюкзаке ключи от домофона, что было нелегко, учитывая то, как много хлама приходится таскать с собой.
Я увидела его краешком глаза, когда он уже встал и направился ко мне, и, увидев, тут же отметила, что он сидел там все это время и я его видела, но не обратила внимания. Значит, он сидел и смотрел на меня. Ярослав Страхов во втором часу ночи – около моего дома.
– Ты? – Мои зрачки расширились, я была настолько не готова к этому, что не успела испугаться или разволноваться. Я сразу впала в ступор. Страхов смотрел на меня и хмурился, и на его лице было написано какое-то сложное, совсем непонятное мне чувство. Он был и зол, и расстроен, и встревожен, и устал.
– Я, – кивнул он, продолжая пристально смотреть на меня и будто бы раздумывать, стоит или нет мне вообще что-то говорить.
– Но… что ты тут делаешь? Как ты тут оказался? – пробормотала я, невольно любуясь тем, как оттеняет мягкий ночной свет его загорелое, резко очерченное в темноте лицо. Его верхняя губа чуть подрагивала, но рот оставался плотно сжатым. Наконец он облизнул губы и разжал их.
– Я звонил тебе.
– О! – только и пробормотала я, и горячая волна ненависти к самой себе залила меня с головой как цунами. Не могла подождать еще немного, дура? Он бы позвонил! Но какая-то часть моей вредной личности подняла голову и ехидно подметила, что теперь зато он вообще приехал. И ждал меня. Я открыла было рот, чтобы что-то сказать, но моя мысль, видимо, не укрылась от Страхова. Он нахмурился еще больше и пояснил:
– Меня взяли на шоу. Завтра первые съемки, я хочу, чтобы ты была там.
– Да, конечно, – кивнула я, и уверенность моя в том, что он тут вовсе не ради завтрашних съемок, только возросла. Тогда ради чего? Ради меня? Улыбка чуть тронула уголки моих губ. – Куда и когда прибыть?