Обжигающая страсть

— Да, Степан Николаевич, я все поняла. Я обязательно передам ей все при первой возможности… — она помолчала немножко, будто переваривая полученную информацию, и вдруг мягко и тихо, совсем по-свойски, так, как с ним давным-давно никто уже не разговаривал, спросила: — Ну, а как вы сами живете?

— Нормально, Хельга.

— У вас все в порядке?

— Да, теперь уже все хорошо… Или почти все. Если бы еще Лолита была рядом со мной.

— Да, я понимаю…

— Хельга, извините за то, что я занял у вас так много времени. Простите, что наговорил вам столько, возможно, и лишнего, что был, наверное, излишне, навязчиво откровенен…

— Ну что вы… Ведь мы о ней, о Лолите… Ведь она действительно дорога нам обоим. Ведь так?

— Да…

— Вот видите…

— Да, Хельга. Можно, я буду иногда вам звонить?

— Конечно.

— Спасибо вам.

— Не беспокойтесь…

— До свидания!

Кравцов повесил трубку и долго еще сидел, уставившись в стенку. Он не видел ничего. Вернее, он видел, он ощущал Лолиту — как живую, как реальную и осязаемую, как будто она была здесь, в прихожей прямо перед ним…

Ему казалось, что она вернулась, что вернулось их счастье, их любовь.

Он вдруг решил, что, как бы ни трепала их судьба сейчас, Лолита все равно будет с ним.

Она вернется к нему. Она оставит, она должна оставить и Петра, и этот проклятый северный город, черной тенью постоянно встающий между ним и его любовью.

И он заплакал. Заплакал молча, по-мужски. Заплакал, хотя не плакал уже много-много десятков лет.

Он плакал от счастья…

XIII

Только на вокзальной площади Лолита сообразила, что наделала. Но отступать было уже поздно.

По большому счету, отступать ей так или иначе было некуда — оставаться в Москве, где жил и работал Степан, где лежал в больнице Макар, где по улицам ходила Светлана Васильевна и где немым укором на нее всегда взирал бы отец, который никогда не сумел бы понять дочкиного поведения, Лолита не могла.

Она подсознательно рвалась прочь из этого огромного города и так же подсознательно попросила таксиста отвезти ее на площадь трех вокзалов. А, вытащив сумку из машины, она автоматически направилась к Петербургскому вокзалу: до Швеции было далеко, а единственным человеком, который смог бы ей помочь, оказался в данной ситуации, как это ни странно, Петр Амельянюк.

Она знала, что он живет где-то в Купчино, но когда таксист привез ее на Каштановую аллею, где снимал квартиру Амельянюк, Лолита поразилась: такого Петербурга она не знала и сразу же его невзлюбила. Это не была северная Пальмира, северная звезда России. Этот район никоим образом не напоминал вообще вторую столицу, как, впрочем, не имеет столичных черт любой микрорайон на окраине Москвы. Она сразу же невзлюбила эту улицу и твердо решила перебраться отсюда при первом же удобном случае.

Лолита раскрыла блокнот, куда записывала в Москве адрес Амельянюка, и помимо воли грустно улыбнулась: «Ну вот, и пригодился адрес старого любовника!»

Она быстро нашла нужную квартиру и позвонила.

Слава Богу, Амельянюк был дома! Он открыл ей дверь, и глаза его удивленно полезли на лоб. Петр недоуменно переводил взгляд с Лолиты на ее большую сумку и стоял молча, совершенно не соображая, откуда могло взяться на его пороге это явление.

— Пригласишь войти, или здесь будем разговаривать? — девушка с первых же секунд дала понять, что приехала не к нему, а в его город, и стена, воздвигнутая между ними в прошлом, не дала трещин.

Он молча посторонился, и Лолита вошла в маленькую темную прихожую, стены которой были увешаны новыми произведениями Амельянюка.

— Лолита, я так не ожидал тебя увидеть! — пришел в себя Петр и засуетился вокруг девушки.

Он взял ее плащ и повесил на свободный гвоздик, вбитый в стену между двумя картинами. Как бы невзначай девушка заметила, что на соседнем гвоздике уже висел женский плащ.

— Петя, кто там пришел? — донесся из комнаты девичий голос, и Лолита обернулась к Амельянюку, хитро улыбнувшись. Тот почему-то покраснел и жестом пригласил ее войти.

Посреди зала стоял раскрытый мольберт, на табуретках валялись краски, палитра, а на диване у стены лежала совершенно обнаженная молодая девчонка, рыжая и некрасивая.

Она взвизгнула, увидав Лолиту, и бросилась прикрываться халатом, валявшимся у нее в ногах.

— Знакомьтесь, — поспешил представить их друг другу Амельянюк, который уже успел справиться с первоначальным смущением. — Это — моя давняя подруга Лолита Паркс, только что приехала из Москвы, как я понимаю. А это — Зоя, моя натурщица. Мы тут как раз пробовали работать.

Лолиту позабавила ситуация, в которую все они невольно попали благодаря ее внезапному приезду, и, устало опустившись в единственное чистое кресло в комнате, девушка произнесла:

— Да вы работайте, я вам, честное слово, не хотела помешать… Петр, — строго и вопросительно посмотрела она на парня, — я, действительно, только что из Москвы, и у меня к тебе большая просьба. Можно я остановлюсь у тебя до утра? Я вряд ли смогу сейчас попасть в какую-нибудь гостиницу…

— Конечно-конечно… — Петр сделал знак рукой, и Зойка скрылась в ванной, собрав в охапку свои нехитрые пожитки. — Ночуй, сколько твоей душе угодно.