Читаем Очаг полностью

Огулбике сидела в сторонке, бросая взгляды то на бабушку, то на Акджагуль, по-кошачьи лениво потягивалась. В её взгляде откровенно читалось недовольство тем, как месит тесто Акджагуль. Немного обиженно подумала: «Если бы бабушка мне доверила вымесить тесто, я бы сделала это намного лучше, когда Акджагуль месит его своими кулачками, тесто издаёт слабые звуки, поэтому и липнет к рукам. А ты попробуй с силой бить по тесту, увидишь, как оно сразу же начнёт отставать от рук!» Но в этом доме почему-то все работы вначале доверяли Акджагуль. Огулбике это обижало, она видела в этом частичку недоверия к себе. И согласиться с этим никак не могла.

Огулбике всё же не выдержала:

– Ну, что ты как неживая, меси сильнее!

– Не твоё дело, я сама знаю, как мне месить тесто!

– Ну, так и делай, как положено, если знаешь!

Склонившись над миской с тестом, Акжагуль пожаловалась бабушке:

– Бабушка, скажи же ей, надоела она мне своим бормотаньем, сидит возле меня и жужжит, как надоедливая муха!

– Опять за своё, негодницы! Немедленно прекратите перепалку! – Джемал мама сделала замечание обеим внучкам. Потом повернулась в сторону Огулбике: – До тебя тоже дойдёт очередь, детка, пусть она ещё разочек добавит воды и промесит тесто, перевернёт его, остальное доделаешь ты! – ласково произнесла она.

Поскольку от полной семьи осталось всего ничего, теперь в этом доме не пекли полный тамдыр лепёшек, как это было в прежние времена. Сколько могут съесть два старика да две девчушки? Двух-трёх чуреков им хватает на два-три дня. Летом вообще мало хлеба идёт, фрукты-овощи да бахчевые выручают. Джемал мама, хоть и заставляет внучек делать тесто для лепёшек и дрова к тамдыру подносить, всё равно большей частью жалеет их, бережёт, близко к горящему тамдыру не подпускает. Вместо этого она обращалась к соседкам, позвав их к себе: «Эй, невестки, кто из вас свободен, идите сюда, помогите выложить лепёшки на стенки тамдыра!» Если Джемал мама звала, никто из соседских женщин не отказывал, напротив все спешили на помощь и делали это с удовольствием. Обычно лепёшки выкладывали в тамдыр свояченицы – жены Хуртека, Сахетдурды, Гуллара, Ахмета или Баллы. Иногда это делала другая соседка, сестра Таганов, жена племянника Мухамметназара со странной кличкой Лекган.

Молодые женщины почитали Джемал маму как хозяйку всеми уважаемой семьи. Так Джемал мама потихоньку привыкала к своей новой жизни. Правда, плохо, что эта новая жизнь пришла к тебе в старости, когда ты уже мало на что способна. Да ещё и злые языки не давали спокойно жить. В селе то и дело распространялись разные слухи о судьбах ссыльных. На этот раз говорили о том, что половину тех людей, которых забрали работники ОГПУ, оставили в Ташкенте, а женщин и детей увезли дальше, в Сибирь, бросили их в лесу и сказали: «Живите, как хотите!», а там такие морозы, что превращают плохо одетого человека в кусок льда. Конечно, тех людей очень жаль, но ведь их это сейчас не касается, а значит, об этом можно с удовольствием рассказывать. В тот день, когда она услышала об этом, Джемал мама долго не могла уснуть, а когда всё же уснула, ей приснился странный сон. Во сне она побывала в той самой холодной Сибири, о которой в последнее время так много говорили. Кругом стоят высокие снежные сугробы. Люди проваливаются в снегу, но всё равно продолжают двигаться. Джемал мама высматривает среди этих людей своих детей. Но их нигде не видно. У людей, сидящих на гигантских голых деревьях, похожих на скелеты каких-то неведомых чудовищ, Джемал мама спрашивает, не видели ли они её детей: «Вы не видели Кымышей?» «Да они только что здесь были», – отвечают с дерева и смотрят по сторонам. Среди устроившихся на дереве людей Джемал мама узнаёт сына Гуллы эмина Кямирана, ну, да, этот смуглый юноша с продолговатым лицом и есть Кямиран. Он, как и остальные, пожимает плечами и махнув рукой, говорит о чём-то непонятном. Джемал мама спрашивает у него:

– Кямиран, даже если другие не знают, ты-то должен знать моих, где они сейчас, скажи мне! Вы же односельчане, и увозили вас и вместе!

Кямиран снова пожал плечами и махнул рукой, как бы говоря: «Откуда мне знать?»

Расспросив ещё несколько человек, Джемал мама направляется в ту сторону, которую они указали. А про себя думает: «Боже, разве может быть столько снега! Наверно, он лежит и не тает никогда потому что если столько снега растает, он же всё вокруг затопит!» Идти по снегу тяжело, она с трудом переставляет ноги, будто кто-то тянет её назад. «А если я не найду их и там, куда меня направили, где же ещё мне их искать?» – озабоченно думала Джемал мама, направляясь в указанную сторону.

И вдруг под развесистой арчой она увидела внуков Алланазара и Аганазара. Вот они, оказывается, где. Джемал мама, всхлипывая, торопится к мальчикам, чтобы обнять и расцеловать их.

Мальчишки её не узнали, вздрогнув, отступили.

– Алла джан, Акы джан, куда вы бежите от меня? Это я, ваша бабушка! – Джемал мама пытается напомнить мальчикам о себе, бежит за ними.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза