Читаем Очаг полностью

Была объявлена остановка. Алланазар расстелил рядом с телегой выданную матерью подстилку, после чего снял с телеги Рахманназара и помог матери сойти на землю. Держась за край телеги, Огулджума спускалась на землю, держа на руках Рахмангулы.

– Ты уже проснулся? – ласково спросила малыша мать.

Каждый раз, когда объявлялась остановка, люди быстро соскакивали с телег, и начинали шумно переговариваться между собой, собиралась целая толпа. Воспользовавшись такой возможностью, ссыльные старались и детей накормить, и самим что-то перекусить. При возможности кипятили воду, чтобы заварить чай и выпить горячего, из каурмы, залив кипятком, готовили шурпу. Видя сзади идущего отца, несущего на спине тяжёлый груз, Алланазар подбежал к нему, помог по мере возможности снять ношу со спины. На расстеленный дорожный сачак снова выложили сушеную дыню, сухое варенье, сухофрукты, буханку чёрного хлеба, выданную по пути, поставили сосуд с водой. Сев за сачак, Оразгелди взял полоску сушёной дыни, разломил её пополам и вместе с куском хлеба дал одну часть Алланазару, а другую – Рахманназару.

– Возьмите, поешьте лучше хлебом!

Оразгелди и себе отломил кусок хлеба, сделав из него бутерброд с кусочками сушеной дыни стал медленно есть. С любовью посмотрел на маленького Рахмангулы, который, положив ручку на грудь матери, сосал её, аппетитно чмокая. Видя, что Рахманназар с завистью смотрит на материнскую грудь, произнёс:

– Похоже, он и сейчас не отказался бы от груди, – и вспомнил, как тяжело отнимали мальчика от груди, что он и сейчас, только позови, от этого не откажется. Каждый раз, когда он видел, как маленький Рахмангулы, дрыгая ножками, лёжа сосёт молоко матери, его охватывало чувство радости.

Посмотрев на братишку, Алланазар заметил:

– Совсем, как ягнёночек, шлёпает губками и сосёт молочко!

Слова Алланазара вызвали улыбку Огулджума.

– Так он и есть наш ягнёночек! – и погладила отросшие волосики младшего сына.

Чувствовалось, что им ещё долго добираться до места, так что дорожные мучения их ещё не скоро кончатся. От однообразной природы уставали глаза, вместо этого высокое небо вселяло больше надежд. По ночам звёзды удивлённо смотрели на толпу незнакомых людей, невесть откуда появившихся здесь. Да и яркая луна взирала вниз с изумлением, разглядывая невиданных здесь прежде людей.

Может, здесь ещё вчера тяжёлое войско хана Кучума разбило врага, может, эти разбросанные вокруг небольшие холмики – заброшенные могилы тех сибирских воинов? Оттого и тоскливо тут… Шадманов, Решетников и другие присланные из города надзиратели превращались во властных командиров победившего войска, а ссыльные – в захваченных ими пленников.

Где-то в мире когда-то вспыхнувшая война, видно, всё ещё не закончилась. Она, похоже, никогда не кончается, только меняет оружие, снаряжение и контингент чтобы повторяться снова и снова.

Впереди ссыльных на впряжённой в одну лошадь двухместной пролётке ехал Шадманов. И хотя пролётка не была перегружена, лошадь вспотела.

Вдруг лошадь, посмотрев вперёд, подняла голову, всхрапнула, словно увидела что-то подозрительное, и замедлила шаг. Увидев перед собой радующее глаз раскинувшееся зелёное море пшеницы, Шадманов остановил коня. Озабоченный какими-то своими мыслями, с высокомерным выражением лица посмотрел по сторонам. Поравнявшись с Шадмановым, ссыльные тоже увидели это бескрайнее море пшеницы. Так устроен человек, когда в пути ему попадается что-то хорошее, он верит, что впереди его тоже ждёт хорошее. Вот и ссыльные тоже увидели пшеничное море, поверили, что это к добру. Они же все дайхане, поэтому испытали чувство, словно побывали на родной земле, и эта пшеница колосится на их родине. Лица людей просветлели, мир стал намного лучше.

Сняв со спины ношу, Оразгелди уселся на тюк и вытер с лица пот. Раскинувшееся перед глазами пшеничное поле напомнило ему пшеничные поля Пенди, отчего на душе стало как-то легко. Вспомнил, как его отец, Кымыш-дузчы, почти перед каждой жатвой, с любовью поглаживая колосья, говорил: «Пшеница изначально была райской культурой. Если бы праотец наш Адам, послушавшись сатану, не послушался бы прамать нашу маму Еву, не попробовал бы в тот раз пшеницу, про которую Бог ему говорил: «Не ешь!», может, и не вышел бы из рая никогда. Когда Бог прогонял Адама и Еву из рая, сунул им в руки горсть пшеничного зерна со словами: «Возьмите, пусть это будет вашим спутником на всю жизнь».

Ширококостный светлолицый человек по имени Рехмет эрсары, который подружился с Оразгелди сблизились в пути в последние два-три дня, поравнявшись с Шадмановым, который, остановив коня, стоял в своей пролётке, обратился к нему:

– Уважаемый комендант, вы не знаете, в этом озере вода питьевая?

Рехмет эрсары, увидев из далека зелёное пшеничное поле подумал, что это озеро. Поле и в самом деле было бескрайним и издалека вполне могло сойти за большой водоём.

От неожиданности Шадманов вздрогнул, будто кто-то незаметно подошел сзади и ударил его по голове.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза