Читаем Очаг полностью

Комендант Шадманов сидел на самой первой повозке и руководил всем этим караваном. Время от времени оборачиваясь с недовольным видом, покрикивал на возчиков: «Двигайтесь быстрее, вы ползёте как казахи, которые своего покойника через семь кладбищ проносят. Если мы будем так двигаться, не то что за три дня, а и за пять дней не доберёмся до места!». А когда повозки начинают кое-как тащиться и отставать, он останавливал переднюю повозку и подтягивал отстающих. В этот момент он был похож на собирающего своё стадо пастуха.

Председатель Решетников был более внимателен к тем, кто шёл рядом с его телегой. Он останавливал телегу и ждал, пока подтянутся идущие за ней люди. Один раз он празвернул коня, чтобы справиться об отстающих, и увидел, как идущий сбоку Сейитмырат ага, пытаясь проскочить перед конём, запутался в собственных ногах и упал на землю.

Решетникову всё же удалось остановить коня до того, как тот добрался до Сейитмырата ага. «Стой!» – крикнул он и остановил коня. Испугался, что конь может затоптать старика. Кровь прилила к его лицу, отчего его лицо и шея приобрели багрово-красный цвет. Немного придя в себя, он соскочил с телеги и сразу же протянул руку ему, не желая, чтобы другие увидели его падение.

– Вставай, старик! Держись за мою руку!

– Ноги что ли сплелись, не пойму, отчего я упал, – проворчал Сейитмырата ага, отряхивая одежду.

– Нельзя падать, тем более сейчас, – эти слова он обращал не только к Сейитмырату ага, но и всем, глядя куда-то через плечо и о чём-то думая.

Старик посмотрел по сторонам и виновато улыбнулся… Полушутливое обращение Решетникова, а также то, что он усадил рядом с собой в телегу обессилевшего старика, заставило людей задуматься. «Интересно, что за место, в которое нас везут? Кому там доверят нашу судьбу? Хорошо бы, чтобы это был человек вроде Решетникова, тогда и наша жизнь могла бы быть не столь ужасный. Видно же, что он нормальный человек, способный понимать чувства других людей».

Огулджума с детьми вместе с ещё одной семьей сидела в доверху груженной вещами телеге. Тесно там было всем. Возницей у них был широколобый старик с бородкой клинышком, вид у него был благообразный, отчего делал его похожим на муллу. Видя, как перегружена его телега, он садился в неё только после того, как уставал идти пешком, чтобы дать отдых ногам. Всё остальное время, держа поводья коня в руках, шёл рядом, волоча ноги в просторных сапогах.

Выполняя мелкие поручения матери, Алланазар то спрыгивал с телеги, что снова садился в неё. Он присматривал за Рахманназаром, чтобы тот, ворочаясь с боку на бок, не слетел с телеги, пока мать, лёжа на боку, кормила грудью маленького Рахмангулы. То немного отставая от телеги, то, поравнявшись с шедшим рядом отцом, скакал как резвый жеребёнок.

От всего этого мальчик получал удовольствие. Больше всего ему нравилось идти рядом с дедушкой Потапом, изображая из себя возницу, управляющего конём. Понимая душу ребёнка, старик время от времени давал поводья в руки Алланазара, ласково предлагал: «На, сынок, ты тоже немного управляй конём». Глядя на Алланазара с любовью, он ещё что-то говорил на непонятном языке. Алланазар по глазам старика видел, что он говорит какие-то добрые слова, но постигнуть их он не мог. Старик и ребёнок понимали друг друга без слов, у них были родственные души. В этой толпе людей возница выделялся своим благообразным видом священника, поэтому он был для них обычным старым возницей. О его судьбе люди ничего не знали. И только работники ОГПУ вроде Шадманова знали, что этот высокообразованный человек много лет служил писарем в царской канцелярии. Да он и сам, опасаясь ещё большего наказания, не очень-то распространялся о своём прошлом. Сюда старика привела та самая работа на царя. Та самая участь, как и других выселенных. Алланазар сдружился с этим стариком, чем-то напоминающим его родного деда – Кымыша-дучзы.

И в этот раз Огулджума, видя, что хлеб высох, и еды стало совсем мало, выставила узелок с сухим вареньем, сушёной дыней и урюком. Видя, что муж ничего не ест, только делает вид, что ест, едва касаясь выложенных ею продуктов, сказала:

– Возьми, положи в рот!

Но Оразгелди снова ничего не взял, только сказал: «Дети поедят».

– И детям хватит, и тебе тоже достанется, – она с жалостью посмотрела на осунувшееся лицо мужа. Заставив его поесть, она собрала кое-что из угощения и протянула Алланазару. – Иди, сынок, угости дедушку арабакеша!

Старик как раз в это время на арбе собирался обедать и с удивлением смотрел на семью: «Интересно, что они с таким удовольствием едят?»

Подбежавший Алланазар молча оставил перед ним, что-то незнакомое а когда дед распробовал это, довольно закивал головой: «Вкусно!» Старик был благодарен, что эти люди вспомнили и о нём, угостили его.

Эти двое – старик и мальчик, люди разного возраста, не понимая языка друг друга, нашли общий язык своими сердцами. Именно на этой дороге началась неожиданная дружба русского добродушного старика с туркменским мальчиком, которая окажет влияние и на их дальнейшую жизнь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза