Читаем Очаг полностью

Но так уж устроен человек, ему всегда хочется того, чего сейчас нет. И если голодная курица видит во сне зерно, то жаждущим людям снятся их родные полноводные реки Мургаб, Джейхун, Теджен, бьющие из горных недр родники с прозрачной холодной водой. Алланазар, только что поделившийся последним глотком воды с двумя братьями, сидел с опухшими от жажды губами и представлял протекавший прямо за их домом арык. Наверно, его сверстники до сих пор купаются в нём, гоняются друг за другом, устраивают шумные игры, а рядом с ними шумит поток воды. Казалось бы, они могли бы и напиться из этого арыка, но нет, предпочитают прыгать в арык, в разные стороны разбрызгивая воду. Эта вода им нужна не для утоления жажды, а лишь для получения удовольствия от игр.

Забыв о том, что всё это видит не наяву, только в мыслях, Алланазар упрекнул мальчишек:

– Эй, вы почему не пьёте воду? Вот рядом с бродом, среди камышей, течёт чистейшая вода, пейте же оттуда!

Но даже если сейчас весь мир будет плавать в воде, для тех, кто едет в поезде, толку от этого никакого. Бесконечное нытьё детей, требующих воды, стало пугающе действовать на их несчастных родителей. Женщины утирали концами своих пуренджеков слёзы, пытаясь хоть как-то утешить плачущих детей, обещая им, что очень скоро они будут там, где очень много воды.

Мужчины не находили себе места, они не знали, что делать, как вести себя, и не видели ответов на свои немые вопросы. Взрослым сейчас было ничуть не легче, чем детям, они облизывали пересохшие, потрескавшиеся губы. Заканчивались припасы еды, а сопровождающие их люди и не думали хоть чем-то кормить ссыльных. Только у женщин ещё немного оставалось еды, да и то, потому что ни расходовали её экономно, берегли для детей. Больше всего людей мучила жажда.

Каждый раз, когда состав, подъезжая к какой-нибудь станции, сбрасывал скорость, в людях начинала теплиться надежда: вот сейчас поезд остановится, откроются двери, и их выпустят наружу, чтобы они могли напиться и запастись водой. А заодно и накормят их.

Но ничего такого не происходило, никто не интересовался судьбой без вины виноватых каторжников. В конце концов всё это заставило уважаемых людей снова собраться у входа в вагон. Небольшая группа, в которую вошли Гуллы эмин, Сейитмырат ага, Оразмырат ахун, Тятян бай, собралась у входа для совета. В издаваемом составом грохоте они с трудом слышали друг друга, не говоря уже о других «жильцах» вагона. Что-то говорит Сейитмырат ага. Гуллы эмин, временами поглаживая свою прикрывающую грудь красивую окладистую бороду, включается в беседу. Сидя на корточках, Тятян бай слушает старейшин, до хруста ломая пальцы, и давая понять, что он готов в любую минуту выполнить любую просьбу. В головах, собравшихся вертелась одна и та же мысль: «Где же раздобыть воды? Кто-нибудь заинтересуется нашей судьбой?». Эта мысль не давала покоя мужчинам, которые чувствовали свою ответственность за случившееся.

Наконец настал долгожданный момент. Подъезжая к какому-то вокзалу, поезд начал сбрасывать скорость. Все сидевшие у входа мужчины вскочили на ноги. В это время их груди стучали с надеждой сердца… Мужчины стали дружно колотить по дверям вагона, хотели привлечь внимание охранников к себе. Гуллы эмин, одной рукой упираясь в стену, а другой колотя по двери, громко произносил известные ему два-три слова на русском языке: «Орус, бода, бодо, боды!..», – кричал он во всё горло, просил воду.

Но дверь вагона всё равно не открывалась, будто её запечатали на веки вечные. А раз дверь не открывается уже два дня, где взять воды? Выломать стены вагона, вырвать дверь? Что тогда будет? Неужели те, кто везёт без вины виноватых ссыльных, не понимают, что они тоже люди, такие же, как они, с руками и ногами, чувствами и желаниями. Им тоже надо есть и пить, отправлять естественные надобности? Ещё как понимают! Но при этом знать не желают, потому что не считают их за людей, воспринимают их как стадо безмолвных баранов. А ведь им всего-то и надо кусок хлеба да немного воды, они ведь больше ничего для себя не просят! Разве эти люди не смирились со своей судьбой, и вот уже несколько дней ничего не требуют для себя, молча едут в этом отвратительном вонючем вагоне? Им вдруг стало понятно, что позаботиться о ссыльных должны только они сами, больше никто этого не сделает.

На стенах вагона, намного выше человеческого роста были наискось расположены небольшие отверстия, вероятно, для циркуляции воздуха внутри помещения. Когда стало холодать, люди заткнули их подручными материалами. Когда на улице шёл дождь, через отдельные плохо заткнутые отверстия начинала сочиться влага, капли падали на сидящих внизу людей. Это не ускользнуло от внимания жаждущих людей. Как-то раз вода стала капать на Беки Сейитмырата, молодого человека лет двадцати пяти-двадцати семи, намочила его новенькую белую рубаху со стоячим воротником. Он отодвинулся ближе к детям, и вдруг ему в голову пришла неожиданная мысль. Радостно улыбнувшись, он обратился к сидящему рядом с ним Агаджану мурту:

– Агам, хочешь пить?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза