Поняв, что ему придётся последовать за ними, Оразгелди отдал свой серп стоявшему рядом Аганазару и велел Алланазару: «А ну, полей!», кивнув головой в сторону кувшина с водой. Отойдя в сторонку, умылся, смыв пыль с лица и рук. Около них стали собираться работавшие неподалёку люди. Оразгылыч почувствовав недоброе, не зная, чем он в такой ситуации может помочь старшему брату суетился. Время от времени бросал ненавистные взгляды на Ягды-кемсита, сидевшего в седле коня с надменным видом.
Надев дон и папаху, Оразгелди был готов присоединиться к остальным задержанным. Не глядя на расстроенных отца и брата, постарался как-то успокоить их:
– Акга, вы с Оразгылычем и внуками продолжайте жать пшеницу. А мы, даст бог, скоро вернёмся.
Сказав это, он жалобно посмотрел на мальчишек, которые, ничего не понимая в происходящем, были похожи на маленьких птенцов, вытянув шеи, сидящих в гнезде в ожидании матери, улетевшей за питанием для них.
Усатому не понравилось, что вокруг растёт толпа, что люди выражали недовольство происходящим. После того, как Оразгелди присоединился к задержанным, пришпорил коня, чтобы поскорее убраться с этого места. И услышал он как кто-то из собравшихся сказал: «Известно, как надо с этими поступить, да больно спина у них крепкая, а то можно было бы у этого усатого вырвать усы и приклеить ему на зад!», но пропустил эти слова мимо ушей.
Кто-то в толпе прыснул, видимо, представив усатый зад здорового мужика, а потом смущённо рассмеялся, словно увидев что-то постыдное. Когда толпа скрылась из виду, Оразгылыч, придя в себя после пережитого шока, вдруг вспомнил про еду, которую захватили из дома, и пожалел, что ничего не дал с собой старшему брату. Потом он понял, что, проводив брата, не сможет спокойно оставаться здесь, и потому через некоторое время собрался пойти туда, чтобы проведать Оразгелди.
После этого потрясения люди в поле еще некоторое время не могли приступить к работе. Так и стояли на том месте. То, что работники ОГПУ выдернули из их рядов людей и увели с собой, испортил всем настроение. Уже никому не хотелось работать. И самое главное, было непонятно, когда и чем всё это закончится.
Новая власть стала репрессировать народ после того, как пару лет назад придумав слова «кулак» и «раскулачивание». А потом, словно были виноваты эти несчастные люди, для них заново наступил конец света, их стали называть басмачами.
Люди, которых они забирали каждый раз ранее якобы «на допрос», назад возвращались не скоро, а то и вовсе не возвращались. А кто-то после таких «допросов» возвращался домой искалеченным. О том, что было с ними, рассказывали с опаской, и только самым близким людям. «Там так били, так били, пытали, что ты предпочёл бы умереть, чем терпеть такую боль».
Думалось, для народа, которого много лет угнетали и унижали, для людей, живших только своим трудом, наступила какая-то передышка, появилась надежда на перемены к лучшему. Но тут возникло это пресловутое слово «кулак», прикрываясь которым людей грабили и истязали.
Вдруг в горизонте стоящих людей ещё немного на том месте, откуда всадники увели с собой людей, сельчане, что-то задумав, толпой пошли к тому месту, где стояли на поле растерянные Кымыш-дузчы с сыном и внуками.
Впереди всех шёл Алтмыш ага в накинутом на плечи серо-голубом доне. Это был крупный человек с благообразным лицом, его смоляная борода опускалась на грудь. Шаг его был решительным, он чувствовал за своей спиной огромную силу в лице идущих следом людей.
Кымыш-дузчы, его сыновья и окружавшие люди тоже скоро увидели направляющихся в сторону земляков, толпами ждали.
И хотя солнце уже было в зените, жары не было. Тучи рассеялись, и всё же дыхание дождя ощущалось, того самого дождя, который так и не пролился вчерашним вечером. Небо словно укрылось серо-голубым покрывалом, а солнце превратилось в открытый туйнук над ним.
Не догадываясь о намерениях идущих людей, с недоумением стояший Кымыш-дузчы ответил на приветствие человека, идущего впереди группы.
– Алтмыш, что всё это значит? – удивлённо спросил старик.
Подойдя к Кымышу-дузчы, Алтмыш ага, выражая уважительное отношение к человеку, которого почитали все жители села, поздоровался с ним обеими руками.
– Мы, Кымыш ага, собираемся отправиться в Гаравулдепе, за людьми, которых только что увели от нас. – По тону его ответа можно было понять, что все остальные одобрили это решение.
Кымышу хотелось воскликнуть: «Люди, да будет ли толк от вашего похода?», но, видя решительность на лицах односельчан, оставил своё мнение при себе. Его до глубины души тронула солидарность этих людей, и он с благодарностью посмотрел на них.