Очаг

Когда началось колхозное строительство, сарчёплинцы выбирали себе председателя сельсовета из числа местных, но он не оправдал доверия государства. В конце концов, на эту должность была назначена дочь муллы Амангуль как человек немного грамотный, а главное – решительный. После того, как Амангуль получила эту должность, получилось по поговорке «Дай человеку власть, и ты узнаешь, каков он». Поскольку правительство поддерживало её, она, повесив через плечо кобуру с пистолетом и произнося по-русски слова, которые выучила, слыша от соседских русских детей, и возомнила себя повелителем Вселенной. В 1930 годы правительство принимает решение о переселении проживающих в Моркале полукочевых семей, из-за отсутствия воды и пахотных земель, не имеющих возможности заниматься земледелием, в Сарыязы – место, богатое жирными почвами и водой, чтобы сарычёплинцы могли заниматься сельским хозяйством. И однажды, не обращая внимания на возражения людей и их нежелание покидать насиженные места, жителей села вместе со всем скарбом погрузили в два-три вагона. Сарычёплинцам совсем не хотелось покидать родные просторы, а тем более, пускать корни на новом месте, объединяться с каким-то другим селом. Пусть даже они согласятся на переселение, но только на необжитых землях, где много воды, они готовы были строить свою новую жизнь. Люди в дороге и по пути и убедили в этом и ехавшую вместе в поезде председатель сельсовета Амангуль. Она согласилась с желанием односельчан и моментально задействовала. Войдя в кабину машиниста, она потребовала остановить поезд, который уже вот-вот подъезжал к Сарыязы. Но у машиниста поезда было другое задание, поэтому он не стал выполнять приказ женщины. Услышав отказ, та вдруг разъярилась, приблизилась к машинисту и приставила к его виску дуло своего пистолета. И «Наззат!»²⁰ – приказала она по-русски.

При виде пистолета машинист от страха едва не упал в обморок. Машинист был вынужден дать поезду задний ход. Вот так сарычёплинцы, не доехав до Сарыязы, обосновались на пустыре между селом Байрач и рекой…

Произнося речь, Амангуль с присущей ей женской интуицией краем глаза поглядывая на собравшихся, чувствовала, что не всем её слова нравятся, что многие сидят побледневшие, с опущенными головами, с недовольным выражением лица. Больше всего её смущало то, что и Ата Хымлыев, который всегда хвалил её, называя настоящей коммунисткой, сейчас явно лицо было недовольно. Попыхивая сигаретой, он сидел, уставившись в одну точку, и по выражению его можно было прочитать как будто: «Эх, как же я ошибся в этой женщине!» В этот момент Амангуль испытала непонятное, неприятное чувство загнанного в угол человека. Хотя она говорила не о ком-то, а конкретно об Атагелди, получилось, как в поговорке «слепой терпеть не может зрячих». Теперь надо было как-то выбираться из сложившейся ситуации. Вообще-то Амангуль и самой не нравился свой бескомпромиссный характер. Сколько раз ей приходилось краснеть из-за своей несдержанности! Большинство людей произносят на собраниях именно те слова, которые от них ждут, и, если надо кого-то хвалить, возносят до небес, а уж если кого надо раскритиковать, будут с удовольствием это делать. Да и кто имеет право плыть против течения? Тем более, когда ты находишься в лодке новой власти, разве не будет это восприниматься как твоё выступление против неё? Тебя ведь могут высадить из лодки прямо посередине пути, и что тогда? Но Амангуль-наззат была из тех людей, кто позволял себе такие выходки, о которых потом сильно жалел.

Амангуль вспомнила, как она ехала с собрания в одной телеге с Атагелди…

– Ты ведь женщина, Амангуль. Чтобы выступить в чью-то защиту на большом собрании, не стоит критиковать меня. Нехорошо, если мы, два односельчанина, на таком собрании будем выступать друг против друга. Если ты заметила, товарищ Хымлыев посчитал меня правым. И потом, если ты кого-то и хотела защитить, могла бы потом мне сказать об этом. И уж если на, то пошло, мы в состоянии кого-то отстоять даже в тот момент, когда его будут грузить на поезд, – высказал он своё недовольство её выступлением…