Воздух всё ещё не остыл, было душно и в то же время жарко. Только-только начал задувать предвечерний слабый ветерок, раскачивая похожие на короны верхушки астрагала лисовидного.
На землю оба хлопнулись одновременно. И хотя ударились о твёрдый грунт, ни один из них не почувствовал боли. Чтобы не оказаться придавленным тяжелой тушей Ягды, Нурджума быстро откатился в сторону. Хотя они и росли вместе, и не раз схватывались в драке, сейчас его противник набрал борцовскую силу, оказаться под ним ему меньше всего улыбалось. Они снова вскочили на ноги и набросились друг на друга, сейчас они были похожи на двух разъярённых быков, готовых поднять противника на рога. Силы у них были примерно равными. Ягды решил применить какой-нибудь приём, подманить Нурджуму к себе, схватить его и с силой швырнуть оземь. Но поскольку они хорошо знали приёмы друг друга, Нурджума догадался о задумке Ягды. Он постарался не приближаться к противнику, чтобы тот не мог застать его врасплох. Они ещё какое-то время боролись друг с другом, иногда падали на землю, а потом набрасывались опять друг на друга с новой силой.
Начав задыхаться, Ягды вдруг увидел свисающую с края телеги плётку, стремительно оттолкнул Нурджуму, освободив из захвата неожиданного противника свою руку. Второму борцу показалось, что он сейчас скажет: «Ну, хватит, давай, прекратим эту схватку». Но не тут-то было. Когда Ягды схватил плётку, на его лице появилось выражение многозначительного торжества, как у человека, которого защитили.
Первый удар плёткой вызвал у Нурджумы ощущение, будто его тело обожгло огнём. Нурджума разъярился. Когда Ягды собрался ожечь его во второй раз, Нурджума, успел сконцентрировать свои силы, боднул его головой. Раскачиваясь из стороны в сторону, Ягды по инерции ударился боком о телегу. Плётка отлетела в сторону.
У обоих противников рубахи намокли от пота, хоть выжимай. Царапины на лице, руках кровоточили и саднили. Как разъярённые быки, они, задыхаясь, смотрели друг на друга, готовые схватиться по-новому.
Кустики на земле были примяты, как будто здесь валялись свиньи.
Казалось, что Нурджума готов пойти в наступление, но он не стал этого делать. Присев на корточки, руками показал Ягды на оторванный от рубахи огромный кусок ткани.
– Эй, Кабан, ты что натворил?
Ягды ответил взглядом, в котором отчётливо читалось: «Так тебе и надо!» и он ехидно улыбнулся.
– Разве у всех, как у тебя, имеется две жены, чтобы могли быстренько залатать порванную одежду? Вот, приедем в село, заставишь Хануму зашить мою рубаху.
– Вот что она тебе зашьёт! – Ягды показал Нурджуме огромную фигу.
Нурджума понял, что снова задел Ягды, и мысленно усмехнулся. На его лице появилась непонятная улыбка, которой он как бы говорил: «Ты ещё увидишь, на что я способен!» Хитро улыбаясь, он встал с места, обошёл телегу и подошёл к коню. Смахивая со лба капли пота, стал распрягать лошадь.
– Кабан, друг, оказывается ты не тот человек, которого можно назвать коллегой по работе и сотрапезником на свадьбе. Я разрываю нашу связь, пусть каждый со своей вещами остаётся!
Телега, на которой они ездили в город, принадлежала Ягды, а конь был собственностью Нурджумы.
Ягды не сразу понял намерения Нурджумы, потому что не думал, что тот может так поступить. Напротив, он подумал, что напарник решил теперь сам повести телегу, поэтому взял поводья в руки, хочет примирения. Но о примирении не могло быть и речи. Освободив коня от телеги, он сел в седло и поскакал, оставив товарища на полпути. Не в силах справиться с охватившей его злостью, Ягды крикнул вслед тому: «Давай, уматывай, посмотрим, как ты ещё хотя бы раз сядешь в эту телегу!» А Нурджума, не обращая внимания на выкрики Ягды и не оборачиваясь, поднимая столбы пыли, оставив его на полдороге, ускакал с этого места.