Читаем Очаг полностью

С Ягды получилось по поговорке: «Пусть конь твой не остановится на полпути». До села надо было пройти ещё почти половину пути. Не зная, как быть, Ягды некоторое время стоял, прислонившись к телеге и озираясь по сторонам. Но на горизонте никто так и не показался, так что помощи просить было не у кого. Ему не хотелось оставлять на дороге без присмотра свою телегу, которой он так гордился, разъезжая на ней как глава сельсовета. Конечно, можно было бы подождать, всё равно кто-нибудь мог появиться на дороге, но просто стоять и ждать он не мог, не хватало терпения. Он, конечно, знал, если его джигит увидит Нурджуму, обязательно спросит, а где его начальник, и узнав, что тот остался на дороге, обязательно примчится за ним. Но и этот вариант был маловероятен, то ли он встретит Нурджуму, то ли нет. Скоро наступит вечерняя прохлада, в прохладную погоду дорога не кажется такой долгой. Подумав об этом, Ягды решил забрать арбу с собой, и по мере возможности перетащить её в село. В самом деле, не оставлять же своё имущество на дороге! Сняв с головы свою папаху, он положил её на папку с документами в арбе. Вроде немного полегчало. Теперь можно и трогаться в путь. Он устроился впереди арбы, сунул под мышки боковые оси телеги и, трясясь, тихонько пошёл вперёд. Поначалу тащить арбу на себе было непросто, но потом стало легче, когда вышли на ровную грунтовую дорогу, она легко покатилась вслед за возчиком. Конечно, он считал унизительным для себя тащить на себе телегу будучи председателем сельсовета, но ровный перестук колёс телеги успокоил его. «Дотемна доберусь до села, но телегу оставлю на подходе к селу, иначе люди могут увидеть меня и высмеять, мол, сельсовет вместо коня или ишака впрягся в арбу и тащит её на себе. Оставлю телегу, а мой джигит потом заберёт её и притащит домой».

Смирившись со своим положением, Ягды по пустынной дороге потихоньку тащит на себе телегу. Когда колёса телеги касаются грунта, тащить её становится трудно, будто кто-то сзади цепляется за неё, тормозит. Зато на спуске телега катит по инерции, да и сам Ягды несётся вниз как на крыльях. Телега громко тарахтела. Когда телега приближалась к селу неожиданно со стороны рядом где-то у Ягды раздался знакомый ехидный голос Нурджумы:

– Эй, Кабан, тебе не зря такое прозвище дали, оно очень подходит тебе. Посмотришь со стороны и кажется, что телегу тянет настоящий кабан.

Ягды остановился, опустил на землю оси телеги и, глядя на шутливо настроенного Нурджуму, зло проворчал:

– Да заткнись ты, сволочь проклятая!

Сев на освободившегося от телеги коня, Нурджума проехал какое-то расстояние, затем сошёл с дороги и спрятался в укромном месте, чтобы понаблюдать за тем, как Ягды тащит на себе телегу.

– Вот отведу коня на базар, и если мне удастся его продать, другой транспорт я даже искать не буду, тебя впрягу в арбу и буду ездить на ней! – Нурджума похлопал ладонью по шее коня и, победно кивнув в сторону Ягды, изобразил на лице улыбку, в которой читался упрёк.

– Если ты и дальше будешь вести себя так, ей-богу, рано или поздно беду себе накличешь! – ответил Ягды, давая понять, что начал успокаиваться.

Сунув руку в глубокий карман штанов, чтобы достать оттуда табакерку для насвая, он довольно долго провозился, словно пытаясь нащупать свои гениталии. Закинув в рот нас, прислонился к арбе и вдыхая полной грудью свежий воздух, с улыбкой на лице повернулся к Нурджуме, который в это время впрягал коня в арбу:

– Эй, придурок, ей богу, ты чокнутый! Ну и шуточки у тебя!

В село они въехали, когда уже совсем стемнело. Где-то на той стоне Мургаба выли шакалы. Село уже готовилось ко сну и лишь кое-где были слышны голоса женщин, зазывающих домой своих заигравшихся детей. На небе зажглись первые звёзды, они удивлённо взирали на едущих в телеге Ягды и Нурджуму, словно видели их впервые.

* * *

На следующий день после возвращения из города Нурджума отправился в поле, чтобы посмотреть, как идёт полив колхозного хлопчатника, и увидел младшего сына Кымыша-дузчы Оразгылыча. Закатав штанины до колен, Оразгылыч в это время поливал хлопчатник на своей собственной делянке.

Вид здоровых хлопковых кустов, получивших достаточно удобрений и воды, радовал глаз, поднимал настроение. Для дайханина, связывающего надежды с будущим хорошим урожаем, не может быть большей радости, чем видеть прекрасные плоды своих трудов.

Увидев Нурджуму издалека, Оразгылыч удивился, что на этот раз тот изменил своему правилу. Обычно он, кивнув головой в знак приветствия, продолжал свой путь, но в этот раз повернул коня в его сторону. Значит что-то намерен сказать. Он встретил Нурджуму вопросительным взглядом.

– Арма, Оразгылыч, как дела?

– Спасибо, дядя, хорошо! – Оразгылыч, относясь с уважением ко всем выходцам рода чоруш, к которому принадлежала и его мать, называл их дайы – дядями.

– Тювелеме, еген24, у твоего хлопчатника замечательный вид! – Про себя же Нурджума подумал с сожалением: «Доведётся ли вам снять этот урожай?»

– Это же хлопчатник, за ним, как за малым дитём уход нужен, тогда он и растёт замечательно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза