В этом месте Мургаб изо всех сил прижимался к Бяшдешику, тёрся об него. Может, именно река и была той силой, разделившей холм на две части. Погрузившись в мысли о прошлом, Оразгылыч на какое-то время забыл тревоги и переживания, связанные с предстоящей высылкой. Выбранное им место оказалось возле небольшого озерца, образовавшегося во время половодья после разлива реки. Трава в этом месте была сочная, высокая, но вместе с тем переплетённая с сорняками. Оразгылыч косил траву, очищая от ненужных сорняков, как это обычно делал его отец Кымыш-дузчы. Он собирал сочные водоросли, зная, как любит их корова и с каким удовольствием будет жевать их, и от этой мысли он стал двигать руками ещё проворнее. Откуда-то из зарослей временами доносилось громкое кряканье утки-мамы, созывающей своих утят.
Собрав набранную траву в стог и перевязав верёвкой, Оразгылыч закинул его на спину ишака и отправился домой. Позади остался шум речных волн. Это был даже уже не шум, а сердечный разговор двух страдающих людей, похожий на загадочный шёпот.
Проехав немного и обернувшись, Оразгылыч увидел, что вслед ему, похожая на расстроенную мать, человеческим лицом загадочно смотрит скала Бяшдешик…
* * *
Утро было тихим. Издалека доносились людские голоса. Временами слышался редкий лай собак, он доносился то с одной стороны, то с другой. Поскольку до восхода солнца ещё было время, погода была пасмурной, и от этого появлялись смутные мысли о том, что сегодня солнце может и вовсе не взойти, как это бывает в зимние дни. Предутренняя прохлада сеет вокруг чистоту, и кажется, что так будет всегда. Но на туркменской земле, тем более, в жаркое время года, такая прохлада бывает недолговечной.
Ночь уже уступала свои права, когда несколько всадников на крепких конях, словно вынырнув из предрассветной мглы, въехали в село, будя спящих собак. Люди, заметившие конный отряд и следующие за ними с грохотом телеги, подумали, что они прибыли за остатками пшеницы, которую недавно под предлогом голодающей России изъяли у сельчан и складировали во дворе сельсовета.
Когда всадники во главе с Аманом ОГПУ приблизились к дому председателя сельсовета, уже давно ждавший их на пороге своего дома и беспокойно расхаживавший из стороны в сторону Ягды пошёл им навстречу. Ягды было известно об их прибытии. Аман ОГПУ вырядился как на праздник. На нём была безупречно отутюженная военная форма, обут он был в начищенные до блеска сапоги. Всё это вместе со свисающим с ремня маузером в кабуре придавало ему грозный вид.
Не дожидаясь конца приветствий, Аман ОГПУ посмотрел по сторонам и с некоторым недовольством обратился к Ягды:
– Ягды, скажи, почему здесь кроме тебя не видно других руководителей села?
Не до конца очнувшийся от сна Ягды с трудом выдавил из себя улыбку и ответил:
– Товарищ Аман, наше село находится рядом с границей, к тому же это место удобно для всяких пересудов и перебежек, кто знает, вдруг ссыльные ночью поднимутся, да и пересекут границу. Я побоялся этого, поэтому других руководителей расставил возле домов ссыльных, чтобы они караулили их. В противном случае, что бы я ответил на ваш вопрос, если бы вы спросили: «Где они?»?
– Вот это ты правильно сделал, – одобрил Аман ОГПУ дальновидные действия Ягды как руководителя.
– Ну да, когда ты берёшь на себя ответственность за народ, следует и о последствиях тоже думать, – гордо заявил Ягды, довольный тем, что его действия получили поддержку Амана. Поднеся руку к низу папахи, он как бы отдал честь.
В этот момент сзади раздался нежный, приветливый голос Ханумы, вышедшей из дома сельского главы:
– Вай, Ягды сельсовет, чего это ты держишь гостей на пороге? Разве не должен был ты пригласить их дом и напоить горячим чаем да свежими лепёшками накормить?
Услышав женский голос, Аман ОГПУ обернулся и увидел Хануму, которая внимательно разглядывала его, в глазах её читался неподдельный интерес.
– С утра аппетита нет пить чай. Вот покончим с делами, там видно будет, – вежливо отказался он, вместе с тем по-мужски заинтересованно разглядывая женщину. И даже допустил мысль, что в постели она наверняка выделывает ещё те пируэты. Аман ОГПУ с завистью посмотрел на Ягды, которому выпало счастье обладать такой прелестной женщиной. Полушутя произнёс:
– Ханума, дорогая, надо будет как-нибудь твоего чаю испить, – в этот момент голос его прозвучал многозначительно– угрожающе.
Было раннее утро, стояла тишина. Дул утренний прохладный ветерок. Окружение было задумчиво-молчаливым, словно всё ещё находясь под влиянием ночи. Всё небо было усыпано гроздьями звёзд. Над Мургабом курилась дымка тумана, река казалась тёмной. Несмотря на столь раннее время, родственники Кымыша все бяшбелалары уже были на ногах. Было получено распоряжение «сегодня связать свои узлы», а это значит, наступил день отправки сыновей Кымыша в ссылку.
Ненавистных всадников ОГПУ родственники Кымыша-дузчы бяшбелалары встретили возле его стоявших в ряд домов. Среди встречающих были и мужчины, и женщины, и разбуженные и не выспавшиеся дети.