Очаги ярости (СИ)

Отвечая, младой «Эссенхельд» постарался не дать никакой информации, неизвестной и без него. Дескать, в составе следственной экспедиции из пяти человек под руководством ксеноисторика Гильденстерна сам «Эссенхельд», покойные Дэй и Оукс и Барри Смит, представитель охраны из Ближней шахты пробирались они туда вниз, и т.д., и т.п.

— Экспедиция вернулась в неполном составе? — перебил его Рабен. — Сколько сейчас живо из пятерых?

«Эссенхельд» же в ответ:

— Увы, только трое. Гильденстерн, Смит и я.

То есть, о смерти начальника экспедиции то ли не знал, то ли знать не желал, то ли желал бы не знать и не подать виду.

— Угу, — Рабен вернул «Эссенхельда» к вопросу, первый ответ на который ранее перебил, — так от чего погибла охрана?

А «Эссенхельд»:

— Зомбирующее воздействие. В прямом биологическом смысле, а также в сопутствующих ему психическом, социальном...

Рабен тотчас обернулся к Хлодвигу Беку:

— Магистр Бек, вы понимаете, о чём он говорит? -.

— Да, разумеется. В его словах, определенно, присутствует смысл.

А Блюменберг, по своему обыкновению, не преминул выпендриться:

— Правда, пропущенный через призму натуралистического истолкования, характерного, впрочем, для профессионального мировоззрения представителей его специальности. Поэтому биологический аспект заметно доминирует над остальными...

Рабен поморщился и велел:

— Попроще. — И Блюменберг замолчал.

Весь этот диалог был всего лишь прологом к основному экзамену, чьё начало ознаменовалось не слишком заметным, но судьбоносным изменением ситуации: очередь задавать вопросы перешла к великому магистру Беку.

6

И как только вступил великий магистр Бек, отвечать «Эссенхельду» стало намного сложнее. Ну ещё бы: Бек величайший экзаменатор. Он подобен вахтёру на рубеже цветущего сада, чуда культурных растений, изделий великой науки — ботаники. Этот вахтёр ни за что не пропустит в сад недостойного обитателя в джунглей, а когда тот прорвётся, непременно его догонит — и удобрит культурным растениям жирную почву.

Всё сбывалось, как и обычно. Не прошло и десятка минут, когда Шлик зафиксировал первую из явных ошибок.

Бек спросил как бы невзначай:

— Вы сказали, «предостерегающая надпись». Что вы имели в виду, а?

— Надпись на общем языке культуры Сид, — ляпнул ксенозоолог, не чуя ещё подвоха. — Увы, наша экспедиция предостережению не вняла. Мы были самонадеянны. Вовремя не встревожились. До конца уповали на биологическую версию угрозы.

Ну а Бек:

— Так что же такое, как вы говорите, тревожное, было написано на потолке Особой штольни? И как это может быть связано с появлением зомбирующего людей агента в вентиляционной шахте?

— Там написано «Сторож выставлен»...

— Вот как? Верно, чудная надпись. Вы... сами её прочитали? — В этот момент Шлик бы зааплодировал, если бы не боялся спугнкть негодяя.

«Эссенхельд» же пошёл на попятный ход:

— Конечно, нет! — И ладошками замахал. — Я кто? Я всего лишь ксенозоолог. У животных, увы, не бывает письменности. Но! С нами был ведь и ксеноисторик — руководитель экспедиции Кай Гильденстерн. Вот он-то и расшифровал надпись.

Тут великий магистр запросил подробности. Мол, в какой из моментов следственной экспедиции прозвучал перевод? Молодой человек почуял неладное, стал темнить, относя перевод к наиболее позднему времени. Он однако, не знал кое-чего ключевого о Кае Гильденстерне, кое-чего, о чём знала вся Башня Учёных едва ли не в полном составе.

— Враньё, — бросил Бек с удовольствием.

А в ответ — суета «Эссенхельда».

— Простите, что? Простите, почему?

Но великий магистр с презрительным наслаждением захлопнул свою мышеловку:

— Кай Гильденстерн точно не мог прочитать эту надпись. Знаете, почему? Потому что Кай Гильденстерн полный ноль! И в ксеноистории, и в других областях знания. Он не знал и не был способен выучить никакого языка Сида. Что скажете?

Здесь бы всё и закончить. Но «Эссенхельд» сказал. Мол, не способен ответить, будучи некомпетентным, но настоятельно предлагает… спросить самого Кая. Эта увёртка, пожалуй, впечатленье подпортила. Потому что никак не найти формального основания требовать объяснений казуса с переводом ксенотекста у человека, слабо знакомого с ксеноисторией… Да ещё при условии, что о смерти блондина Кая его информировать вовсе не собирались!

Бек тут явно почувствовал, что позиция-то слабеет. Он понизил значение перевода, объявил, что дело не в надписи. Дело в том, что Кай Гильденстерн вообще клинический идиот, ну по крайней-то мере в контексте понимания ксеноистории, а тем паче научного руководства экспедицией.

И тогда «Эссенхельд» вдруг нанёс ответный удар. Молвил:

— Позвольте вопрос, великий магистр. Если господин Гильденстерн руководить нашей экспедицией не был способен... Отчего Башня Учёных прислала именно его?

Бек удар пропустил, но не потерял лица. К сожалению, о Мендосе такого не скажешь. Покраснел, застеснялся, словно мальчишка нашкодивший. Можно подумать, он искренне верил, что в Башне Учёных всё провернули только ради него.

7