Очаги сопротивления

— И то правда, — Ховик глубоко вздохнул. — Черт, не знаю, Джудит. Я же совсем не имею отношения к политике — то, что Костелло рассказывает о людях, руководящих Сопротивлением… Даже сомнение берет, намного ли лучше будет, если они придут сейчас к власти в стране. Проблемы с были у меня задолго до того, как к власти пробралась эта свора, и, пожалуй, ни хрена мне не ужиться ни с какой властью, какая бы ни пришла. А что насчет 351-го, так правда душа горит, стоит мне начать об этом думать. И ты правд, мне действительно пора припомнить Управлению кое-какие старые делишки. — Он умолк, а затем добавил: — Сказать по правде, Джудит, никогда ума не хватало подумать, зачем я вообще так поступаю.

Тогда ради Бога, так и продолжай, Ховик. Жалею, что даже об этом заикнулась, — прошептала она, приникая к нему. — Все эти размышления: «А почему я так поступаю», принудительное самокопание — своего рода семейное проклятие на нас, интеллектуалов среднего класса. Дурацкое, бесцельное занятие, словно настенные каракули с ошибками, и это одна из причин, почему мы никогда ничего не можем довести до конца. — Она ткнулась носом ему в щеку. — Дай мне помочь, Ховик. Дай мне нажать на курок, услышать грохот, и раз в жизни почувствовать, что я делаю хоть что-то настоящее. По крайней мере, если кто-то снесет мне голову, то не придется думать: «Что же он этимхотел сказать?»

После того, как Джудит заснула, Ховик какое-то время размышлял, что же она такое несла. Хотя голову напрягал он в общем-то недолго.

Последняя ночь

Старик, звавшийся 318-м, перевернул свежую страницу в блокнотике, что обнаружил в кармане у Фарлея, вынул ручку с пометкой «Собственность правительства США», и начал писать с красной строки:

«Считается, что интеллигентный человек никогда не выходит из возраста постигать что-то новое. Этим утром, в уединенной расселине, или арройо, или как она еще именуется на местном наречии, я посетил первое занятие по полевой стрельбе из оружия ближнего боя (Лаб. часы варьируются. Предпосылки для введения в Усовершенствованное умертвие. Д-р Ховик). По-видимому, мои усилия Увенчались разумным успехом, поскольку в процессе упражнении ни во мне, ни в моем инструкторе не образовалось никаких отверстий, помимо уже имеющихся от природы».

Он приостановился и мимолетом оглядел смутно освещенный барак; в его сторону никто не смотрел. Ховик, Костелло и еще кое-кто сидели, склонившись возле печи, и обсуждали какие-то детали предстоящего завтра дела, остальные в основном уже спали. Пожалуй, Ховик к дневнику так или иначе безразличен, а вот Костелло, по полицейской своей натуре, может сунуть надоедливый свой нос.

«Из уважения к моим годам и неопытности — писал он, — Ховик одарил меня довольно старой, но практичной винтовкой 22-го калибра — предмет, который я всегда ассоциировал с тиром и мальчишками, которым посчастливилось иметь широких сердцем отцов, любителей бродить по „природе“. Однако Ховик настойчиво твердит, что это небольшое оружие способно убивать — в том случае, если стрелок тщательно наведет его на цель. „Лучше хлопнуть сучару из пукалки, чем промазать в него из пушки“, — замечает он, в чем прослеживается обычно свойственная Ховику железная логика. Винтовка снабжена дешевым оптическим прицелом, так что надо просто зафиксировать мишень на перекрестье волосков и выстрелить. Как и во многом другом, физическая сторона дела абсурдно проста, однако по сути механика на удивление обманчива.