Очаги сопротивления

Во всяком случае, я уже убил одного человека — не ахти какое убийство, да и не ахти какого человека, если уж на то пошло, однако Ховик выражает свою личную точку зрения насчет того, что даже и такай опыт в нашей загнанной стае имеется далеко не у всех. Завтра, очевидно, я стану одним из закаленных ветеранов. Какая патетика!»

— Трахнутое какое-то заведение, если вдуматься, — рассуждал Ховик. — Тот забор не остановит даже зассанного пса, да и псов-то нет, одна охрана разгуливает с оружием внутри здания — блин, и зачем им казармы не территории? Я-то думал, у них тут гайки туже завернуты.

— Лагерь не был запланирован под тюрьму, — указал Костелло. — Первоначально его построили специалисты по бактериологии, тогда в семидесятых, сразу вслед за тем, как Никсон официально заявил, что США отказываются от исследований в области бактериологической войны, а когда к власти пришли эти и постепенно начались опыты над подневольным человеческим материалом, основные методы мало в чем изменились. Имей в виду, это в первую очередь исследовательский центр, заключенные, с их точки зрения, просто одноразовые лабораторные препараты, и большинство не в состоянии доставить каких-либо серьезных хлопот.

— Правильно. Только потом на это наплевали, потому что можно сидеть за камнем с биноклем и прямо оттуда видеть, что у них натуральная охрана из исправительной службы, которая в своюочередь считает, что это просто тюряга.

— Он вынул и сунул в рот окурок сигареты, не зажигая. — Видишь, — сказал он, — как ты говоришь, у них внутри в самом деле не столько уж проблем с заключенными; охрана, забор и все такое в основном для того, чтобы никто не лез снаружи.

Ховик вынул окурок изо рта, оглядел его, скорчил мину и сунул обратно в карман. — Только об одном им никто не говорил, а если и говорил, то они так и не дошли умом. У них V всех эти замашки — ни в ком они так не живучи, как в фараонах. Потому они и сидят у себя в башнях, где пулеметы повернуты в основном на зону, куда в основном и смотрят; можно видеть, как пялятся они туда-сюда вдоль проволоки или через плац, но очень редко чтобы за колючку, да и то только те, кто на воротах. Вот где у них узкое место, в аккурат там, через него и запихнем им в задницу.

Рамону Фуэнтесу последняя фраза очень приглянулась. Ховик был не из особо разговорчивых, но если начинал говорить, стоило-таки послушать. Жаль, не свела их с ним судьба в прежние времена!

Никто из присутствующих правду о Фуэнтесе не знал; все купились на миф о герое-сопротивленце. По сути же Фуэнтес находился за пределами Мексики потому только, что его разыскивали погранпосты обеих стран, получив наконец о нем информацию как об одном из самых шустрых контрабандистов во всем полушарии. Сойдясь с этими людьми вначале просто в поисках убежища, он решил, что в этом деле с тюремным лагерем и вправду есть что-то веселое.

— Нет собак, — размышлял Ховик. — По идее, собаки должны быть.

— Может, ученые были против? — Костелло пожал плечами. — Ты же понимаешь, наличие животных могло нарушать правила санитарии или еще что-нибудь в этом роде. Не знаю. Как ты и сказал, это место не подпадает ни под какие правила.

По сути же на уме у Костелло были не собаки. Он бы и рад был думать о собаках, да хоть о чем угодно, только мысли безнадежно возвращались к Джудит с Ховиком.

Он был абсолютно не готов увидеть прошлой ночью, как те вдвоем уединяются за одеялом, занавешивающим вход в их закуток, и еще меньше — к звукам, что последовали и длились (как ему показалось) в ночи невероятно долгое время. Никто, похоже, внимания на это не обращал: было здесь несколько других парочек, ютящихся по занавешенным закуткам, создававшим видимость уединения, и не сказать чтобы таились, что у них там происходит — но только Костелло был досконально уверен, что этот чертов индеец поглядывает на него с эдакой молчаливой веселостью. Что, видимо, ни от кого не укрывалось.

Вот теперь Джудит сидела возле Ховика без малого вплотную, не спуская с него глаз за исключением тех моментов, когда он указывал на схему лагеря, а Костелло ощущал в себе мальчишескую ревность и ничего не мог с собой поделать, отчего ярился еще больше.

И вот он Ховик, явно — главный стратег всей операции, совершенно не заинтересованный ни в исторической подоплеке, ни в политическом контексте, ни даже в том, правомерно все это или нет — уверенный единственно лишь в том, что можно будет как следует врезать по тем, кто ему поперек души…

«Джудит, — с тоскливым отчаянием думал он, — ты думаешь, что смотришь на героя-революционера, но ты смотрела плохие фильмы. Перед тобой просто разбойник со стажем, замышляющий крупную ходку. Если у них именно это слово в ходу».

Вслух он сказал: