Очарование

Он почуял Мэйлию из-за двери, еще не войдя в комнату. В душе беглянки боролись те же свет и тьма, что он заметил в первую ночь, но на этот раз свет не оттолкнул его демона. Орфей почувствовал движение демона внутри, но вопреки обыкновению, чудовище не рвануло с воплями на амбразуру. Не пытаясь ничего сделать, оно лежало и спало, что было невероятно странно.

Орфей не понимал, что с ним происходит, но знал: Скайла права. Его глаза не зеленели с тех пор, как они одолели адских гончих после крушения поезда. И хотя арголеец знал, что его демон по-прежнему где-то внутри, взывать к его силе становилось все труднее и труднее.

Он взглянул на часы. Два тридцать два пополуночи. Вампирочка, возможно, спит, но ему необходима информация. И если он не получит ее сейчас, придется иметь дело с сиреной.

А со Скайлой он завязал. Окончательно.

Орфей поднял кулак и постучал. Несколько секунд прошли в тишине, затем тихий голос сказал:

— Войдите.

В комнате было темно, но в лунном свете, льющемся в высокие окна, Орфей увидел Мэйлию, сидящую на кровати по-турецки в широкой белой ночной рубашке. Длинные черные волосы шелковыми лентами ниспадали Вампирочке на плечи. При его появлении на ее пепельном лице не возникло и следа удивления. Конечно, она ведь дочь Зевса и Персефоны. Если аргонавт ее чувствовал, вероятно, Мэйлия обладала теми же свойствами.

Орфей закрыл за собой дверь.

— Не устала?

— Я мало сплю.

«Значит, не я один такой».

Он почесал голову. Попытался забыть о пальцах Скайлы, зарывшихся в его волосы на затылке, когда он целовал ее после крушения поезда, и об электрическом разряде, прошившем тело.

— Я пришел поговорить с тобой о…

— Это правда?

— Что?

— О твоем брате? Правда, что его отправили в преисподнюю, и ты ищешь сферу, чтобы спасти его?

Изадора, чтоб ее. Королева самым мерзким образом продолжала совать свой нос в то, что ее не касалось.

— Это так, да? — продолжала настаивать Мэйлия, когда он не ответил. — Тебе нужна сфера, чтобы выручить брата.

Орфею совсем не нравилось, что все, похоже, знали о его планах еще до того, как он их разработал. С чего они решили, будто он чем-то отличается от своего раздраженного демона?

Изадора, Скайла, теперь Мэйлия. Все они считают его каким-то героем, а правда в том, что внутри он такой же, что и всегда.

Орфей подбоченился, бросил на собеседницу самый порочный взгляд. Но по выжидательному выражению ее лица понял, что она его больше не боится. И это лишь сильнее разозлило Орфея.

— Где она?

Он стиснул зубы. Кулаки просто чесались что-нибудь стукнуть. Но не желая пугать Вампирочку и нуждаясь в ее помощи, Орфей подавил этот порыв.

Она взглянула на свои изящные руки, лежавшие на коленях.

— Тьма тебя покидает. Сперва я думала, что это тебя я должна… — Ее голос затих, она сглотнула. — Но довольно быстро поняла, что это не так. Скоро она уйдет. Ты не чувствуешь в себе пустоту?

Он понятия не имел, о чем она говорит, но отсутствие враждебности в ее голосе казалось в новинку. И тревожило.

— Как ты?..

— Я чувствую тьму. Она меня влечет. Думаю, за это я могу поблагодарить свою мать и ее негодного мужа. — Она сжала руки на коленях. — Хотела бы я, чтобы и моя ушла. Мне бы понравилась пустота.

Гнев оставил его так же быстро, как и нахлынул. И в тишине Орфей понял, что они похожи гораздо больше, чем она себе представляет.

Пустота в груди, образовавшаяся в тот момент, когда исчезла душа Грифона, открылась подобно расщелине между мирами, а боль никак не утихала. Не успев подумать, Орфей подошел к кровати. Мэйлия удивленно подняла глаза, когда он отдернул рукав ее одеяния и перевернул руку Вампирочки запястьем кверху, обнаружив тонкие белые шрамы на коже.

— Что-то мне подсказывает, что ты не выдержишь еще больше пустоты.

Она отдернула руку, прижала к телу, не отрывая глаз от аргонавта.

— Что тебе известно?

Многое, женщина. Больше, чем следовало бы.

Орфей опустился на край кровати и наклонился вперед, обхватив руками колени. После трехсот лет одиноких блужданий в этом мире он лучше кого бы то ни было понимал забытую, похожую на вампира душу, пойманную между мирами. Оказавшуюся, подобно ему, в ловушке, но по-другому. О боги, жизнь — это лишь проклятая ирония судьбы, не так ли?

— Я знаю, боль напоминает тебе, что ты жива, — ответил он, удивляясь, что слова не застряли в глотке. — Поверь, я тебя не осуждаю. Я причинил достаточно боли — в основном, другим — по той же причине. Не все шрамы видны глазу.

Мэйлия молчала. Арголеец повернулся, чтобы взглянуть на нее. Увидел, как она с встревоженным видом наблюдает за ним. Понял, что и сам так же разглядывал окружающих. Да, они одинаковы. И поэтому именно она должна понять. Если он собирается найти сферу, то должен рискнуть.