Такое неудержимое стремление к саморассекречиванию присуще всему тексту. Так, в части «Легион: машины войны, хищники и вредители» Негарестани сначала расписывает глубокое философско-теологическое значение пыли, затем переходит к идее тумана войны, как некоей уникальной формации, порожденной машинами войны, а затем вскользь упоминает, что лучше всего эта идея выражена в компьютерных играх, и сразу ясно, что именно из игр метафора «тумана войны» перекочевала в «Циклонопедию», а в ее лице мы сталкиваемся не с откровением, а с модным сплавом языка массовой культуры и ироничной философии. Та же картина и в части «Политики», где идут продолжительные рассуждения о декомпозиции Бога, выглядящие устрашающе и оригинально, но затем всплывает отсылка к фильму «Порожденный» (1991), сюжет которого кратко пересказывается, и ясно, что прототипом для рассуждений о ближневосточных космогониях и теологиях, наложенных на представления о смерти Бога, стал именно этот фильм. Из-за таких экскурсов читать Негарестани становится в какой-то момент откровенно скучно: нельзя же постоянно отнимать у читателя право играть в детектива и самому додумываться до скрытых аллюзий.
Но Негарестани не ограничивается лишь отсылками к источникам, в середину повествования он инкорпорирует философскую теорию, по которой и создана «Циклонопедия». Позволим себе здесь привести этот отрывок in extenso, так как он удачно иллюстрирует принцип, на котором зиждутся многие современные нарративы, играющие с эзотеризмом:
Если тексты с нарративным сюжетом и цельной структурой читаются и пишутся согласно дисциплинам и процедурам, соответствующим их конфигурации, то проколотые структуры, разложившиеся формации и сюжетные дыры должны иметь собственные методологии чтения и письма. Нечто большее, нежели просто междисциплинарное исследование, Скрытое Письмо предполагает политику вклада или участия в проколотых структурах и разложившихся формациях. Чтение историй через сюжетные дыры возможно только путем придумывания линии, способной вкручиваться и выкручиваться из них… Задействуя два величайших затруднения консолидированных сюжетов и согласованных нарративов, Скрытое Письмо переформулирует и использует компоненты апокрифичности и стеганографии. Скрытое Письмо может быть описано как использующее любую сюжетную дыру, все проблематики, каждый подозрительный темный момент или отвратительную неправильность как новый сюжет с щупальцеобразной и автономной подвижностью. Центральный или главный сюжет переизобретается исключительно с той целью, чтобы он скрытно вмещал в себя, транспортировал и подпитывал другие сюжеты. В терминах такого письма главный сюжет – это карта или чертеж концентрации сюжетных дыр (других сюжетов)304
.