Смит утверждала, что в процессе сеанса воспроизводит воспоминания о своих прошлых жизнях – жены индийского принца XV века, последней французской королевы Марии-Антуанетты; кроме того, с помощью отделения астрального тела от физического она способна перемещаться на планету Марс. Любопытно, что Смит не только говорила, но и писала на языках, которыми пользовалась в предыдущих жизнях, например на хинди. Один из ведущих психологов того времени, практиковавший в известной лечебнице Сальпетриер после Ж. М. Шарко, Теодор Флурнуа, был глубоко заинтересован случаем Смит и посвятил ей монографию «Из Индии на планету Марс» (1900), где детально проанализировал все аспекты деятельности ее расщепленного Эго313
. К этой работе он подошел со всем возможным тщанием. Так, глава, посвященная хинди, состояла в большей степени из писем выдающегося лингвиста Фердинанда де Соссюра, которого Флурнуа попросил изучить тексты Смит. Случай Смит Флурнуа сделал иллюстрацией двух уникальных особенностей человеческой психики: способности к выработке автономных субличностей и удивительного креативного потенциала той сферы, которую ранняя психологическая традиция Фредерика Майерса, Уильяма Джеймса и самого Флурнуа именовала сублиминальной, а вышедшая в один год с книгой о Смит работа Зигмунда Фрейда «Толкование сновидений» назовет бессознательным. Флурнуа считал, что бессознательное обладает мифопоэтической функцией. Поэтому совсем не удивительно, что Бретон и его друзья обратили внимание на случай Смит и подобные ему медиумические практики, ведь именно исследования Фрейдом примитивных сообществ и психологии бессознательного сформировали основной творческий импульс сюрреалистского движения в искусстве, бросившего вызов рационализации и пафосу просвещения, изгоняющего всякий мрак таинственного.Основным источником в оформлении концепции творческого автоматизма и креативной силы бессознательного для Бретона изначально был именно Фрейд, лишь спустя некоторое время после увлечения им, когда проект сюрреализма был запущен, его внимание привлекают труды предшественников Фрейда (Майерса и Джеймса), во многом основанные на изучении того, что сейчас назвали бы измененными состояниями сознания, связанными с работой в спиритистских кругах. Этот интерес и привел сюрреалистов к встрече с эзотеризмом. Спиритические практики воспринимались ими как любопытная форма работы с бессознательным, позволяющая раскрыть его креативный потенциал. Познакомившись с практиками автоматического письма, Бретон и его товарищи стали экспериментировать с ними. Именно так возникло первое сюрреалистическое произведение, написанное за шесть дней Филиппом Супо, – «Магнитные поля». Успех Супо привел к расширению экспериментов, и достаточно быстро группа стала работать с трансом, сомнамбулизмом и достигать расщепления сознания. На этом фоне в 1922 году появляется текст «Медиумы входят», в котором впервые дается определение сюрреализма как своего рода «…психического автоматизма, довольно хорошо соответствующего состоянию сна»314
. Поначалу креативный потенциал таких практик был удивительным, но со временем слишком увлекшиеся им участники все более стали походить на наркоманов, неспособных избавиться от пагубной зависимости. Бретон вспоминал, что ониживут только ради этих моментов забвения… моменты умножаются с каждым днем… Они повсюду впадают в транс… Те, кто подвергает себя этим непрекращающимся экспериментам, испытывают постоянное состояние ужасающего возбуждения, становясь все маниакальнее315
.Впоследствии из‐за нескольких попыток суицида среди впавших в сомнамбулизм участников круга эксперименты такого плана были прекращены. Но увлечение спиритизмом познакомило сюрреалистов с богатым символическим миром эзотеризма, сделало их восприимчивыми к эзотерической эстетике, заставило экспериментировать с его образами и языком. Общность двум явлениям придавала сфокусированность на принципе аналогий, представление об открытиях неочевидных связей между событиями и предметами. Хотя, заметим, ни Бретон, ни его коллеги не считали эзотеризм чем-то связанным с реальностью духовного мира, бытие такого мира их не интересовало. Так, еще в 1922 году на пике экспериментов с медиумическими практиками Бретон недвусмысленно заявлял: