Очарование темноты

Шутемов не отозвался. Его злила самоуверенность Жуланкина, возмущала болтовня, выдаваемая за мудрствование, сердили телеги под колесовским навесом, жгла обида угощения на дворе, мучил и приезд графини, ни у кого никогда не бывавшей в Лутоне — и вдруг: «Здравствуйте, мой милый друг Петр Демидович!», бесила и Катька Иртегова в ситцах и при бриллиантах незнаемо на сколько тысяч рублей.

В народе говорят: «Петр и Павел час убавил». Этот петров день убавил Патрикию Лукичу не меньше года жизни.

— Да не молчи ты, Парамон, вспомни что-нибудь из Священного писания.

— Не зря он тогда, на масленице, — ответил Жуланкин, — нарядился Сатаной. Надежда теперь, Патрикий, только на бога да на твою Эльзу.

— А на Эльзу-то каким боком?

— Уведет она Петьку от Катьки Иртеговой — и тогда конец его колесу.

— А как же твой Виталий без Эльзы?

Шагов через двадцать ответил медленно идущий Жуланкин. Ему хотелось избавиться от Эльзы, обезденежить Петьку и сохранить благополучие своих кузнечных мастерских.

— А что Витаська? Поревет месяц-другой, пожалуется своим птахам и женится на той же столлевской Стаське или его Катенька пожалеет. И пущай! А мы целы будем.

Еще темнее стало в голове Шутемова. В ней стало совсем темно, когда в легкой тележке мимо, не глядя на них, промчался Стрехов и тоже остановился у колесовского дома. А вдруг Столлева жена не зря сболтнула, что вдовый Стрехов может теперь не покупать «Лутоню», а жениться на ней? Вместе с графиней…

А вдруг?

XII

Косоворотка молодого Колесова и сарафан Кати задали тон обеду, а потом ужину. Развеселившаяся графиня соизволила остаться на вечер.

Петров день Колесовы праздновали еще при деде Петре хлебосольно и широко. Под навесом, забитым зимой телегами, распродаваемыми весной, ставились столы и скамьи. Гостей собиралось до ста человек, без разбора чинов и званий. За столы сажались рабочие тележной мастерской Колесова и господа. Господам на этот раз пришлось накрыть отдельный стол. Как-никак графиня барыня и Столль не простой господин. Ну, а остальные, как все, не обессудьте, знали, куда шли, какие тут порядки. Шутемов сунулся было за господский стол, но находчивая Катя Иртегова объяснила ему, что за этим столом могут сидеть только разговаривающие по-французски и что Патрикию Лукичу будет трудно сидеть молча.

Мадам де Столль, подтверждая это, заговорила с графиней на том французском, который заставлял вздрагивать художника мосье Дуарте, приглашенного сюда для зарисовок.

Эльза по праву села за «французский» стол, а ее Витасик на этом же основании был вынужден разъединиться с невестой. Она тоже была в сарафане. Петров день — национальный, народный праздник сенокоса, а вечер на дворе — это гармонь, камаринская, «Барыня», прикамская кадриль, переплясы. В бальное не вырядишься, будешь чужой.

Сарафан очень шел Эльзе, и Дуарте представил, как он изобразит эту русскую красавицу в рост у стога сена. Он непременно напишет ее портрет, и Париж оценит его работу.

Стрехов, будучи в трауре, не остался на веселье. По всей видимости, предположения Марины Столль были сущей выдумкой, чтобы поторопить свадьбу Эльзы и Витасика. Наверно, она не позабыла вспомнить о ней при Стрехове. Не случайно же, уезжая, он многозначительно сказал Эльзе:

— Счастливых вам танцев и еще более счастливого их продолжения…

После первой здравицы за именинника послышался далекий звон колокола. С этого дня на башне завода товарищества он будет отбивать часы, как при старике Иртегове.

— Далеко теперь будет слышна слава нового завода, — льстиво одобрил звон Патрикий Лукич. — А интересно бы знать, кого и как будет принимать к себе товарищество на паях?

Петр знал, что такой вопрос ему кем-то будет задан, и если б этого не сделал никто, он бы произнес здравицу за процветание трудового товарищества. Затем и был зазван такой пестрый круг гостей, каждый из которых перескажет услышанное другим, другие — третьим, и будет широко известно то, что теперь не скрывалось, а, напротив, требовало гласности. Для этой цели был приглашен и либеральный «врид» Анатолий Петрович Мерцалов, сидящий за столом «аристократов», рядом с графиней.

— Яс удовольствием отвечу вам, Патрикий Лукич, и всем, кого может заинтересовать создаваемое нами трудовое тележное товарищество на паях.

Все притихли, перестали есть. Колесов продолжил:

— Товарищество создается с целью производить хороший, дешевый и самый распространенный народный экипаж нашего времени — телегу. В товарищество может вступить всякий желающий и умеющий с пользой для себя и для других применить свои руки. Вот эти, например, — Колесов поднял одной рукой руку Ефима Силина, а другой руку сидящего рядом с ним мастера Баклушина, — которыми сделаны пробные телеги, — он указал, и все посмотрели в сторону стоящих поодаль новых телег. — И если вы, Патрикий Лукич, или вы, Парамон Антонович, или ты, Виталий, захотите приложить к общему делу свои руки, а не капиталы, то ворота трудового товарищества открыты и для вас.

— А как же без капиталов, Петр Демидович, когда на колесе отлито: «Товарищество на паях»? — спросил мыловар Сорокин.