Очарованная призраками

– Твоего отца, – медленно произношу я. – Того самого отца, который бросил твою беременную мать? Этого отца?

Он замирает, а потом кивает.

– Именно его. К сожалению, другого у меня нет, так что выбирать не приходится…

– Но у тебя есть выбор, – замечаю я. – Ты можешь не искать его. Зачем тебе это?

Ланселот пожимает плечами.

– Не знаю, – вздыхает он. – Но… после того, как Артур вернулся домой, в пустой дом, где больше нет его родителей. После того, как я оставил единственную семью, которую знал… и особенно после того, как ты встретила свою… мне захотелось найти его.

– Но родители Артура его не бросали. И мои тоже. Дело не только в общей крови, но и в жизни, которую мы делили, в счастливых воспоминаниях… У тебя ведь есть мать.

– Я не говорю, что знаю будущее, Элейн. – И я понимаю, насколько он искренен, потому что он не называет меня «Шалот». – Может, я просто узнаю его имя, и этого будет достаточно. Может, я захочу… не знаю. Вызвать его на дуэль, чтобы защитить честь матери. Так тут это делается?

Ланселот пытается пошутить, но выходит у него не очень.

– Или, может, – я поднимаю на него взгляд, – ты отыщешь его, и он скажет, что все это было ошибкой и он не хотел вас бросать. Что он не переставал о вас думать. Что все это время искал тебя.

Ланселот отводит взгляд, но ничего не отрицает.

– Это ведь возможно, так? И в это верит моя мать, – тихо произносит он. – И я всегда гадал… Мне хотелось бы узнать наверняка.

Я оглядываю лагерь, но никто не обращает на нас особого внимания. Беру Ланселота за руку – кожа у него теплая.

– Я не хочу, чтобы ты обжегся, Ланс, – шепчу я. – Но, боюсь, шансы достаточно велики.

– Я знаю, – он криво улыбается. – Но я должен узнать наверняка. Разве ты можешь меня за это винить?

– Нет, – отвечаю я через мгновение. – Не могу. Уже что-нибудь отыскал?

Ланселот качает головой.

– Кое-какие наводки у меня есть, но ничего конкретного. Это сложно. У меня есть только имя и время.

– То есть Аретузу ты больше ни о чем не спрашивал?

Меня это не удивляет. Ланселот всегда делал все возможное, стараясь защитить свою мать, словно она не всемогущая водяная богиня, за которой лежит целый океан. Странно даже то, что у него есть имя: Ланселот избегал любого упоминания своего отца в разговорах с матерью.

– Ей не стоит об этом знать. – В голосе его слышится предупреждение. – Это мой глупый поиск, ей не нужно об этом волноваться. Вся ситуация уже причинила ей достаточно боли, не хочу добавлять еще.

Я киваю. Мне не хочется об этом думать, но я и сама кое-что знаю о защите матерей и личной ответственности.

– Зачем ты все это мне рассказываешь? – спрашиваю я. – От моего дара пользы не будет…

– Я тебя об этом и не прошу, – произносит он, а потом ухмыляется. – Я просто… хотел услышать, как ты называешь меня идиотом. Да, наверное, так. Это необъяснимо, Шалот, но ты всегда так очаровательна, когда меня оскорбляешь.

Стискиваю его руку.

– Ты не идиот, Ланс, – тихо говорю я. – Просто ты человек – чуть более человек, чем показываешь. Твое сердце может ошибаться. Его не защищает бессмертие.

Ланселот опускает взгляд на мои пальцы на его руке, а потом накрывает их своими. Они теплые и шершавые, вокруг жара, но меня все равно прошибает дрожь.

– Эл… – произносит он.

Всего один слог, но в его устах он звучит подобно молитве.

Хочу, чтобы он произнес что-нибудь разумное и саркастичное. Пусть хотя бы ухмыльнется. Но он этого не делает.

Вместо этого глаза Ланселота не отрываются от моих, и я вижу, как в их золоте плавится свет от костра.

И на мгновение я забываю обо всех путях, где мы обрекаем друг друга на трагедии, и думаю о том, как засыпала в его объятиях, о тихих днях дома, которые мы проводили вместе: он чистил мечи, я читала, и нам не нужно было слов. Как он поднимает кружевную вуаль и смотрит на меня таким же взглядом, словно я – солнце, а он – луна, и мы вечно будем следовать друг за другом по небу.

Я видела и плохое, и хорошее. Но, как и сказал Ланселот об отце, мне стоит узнать наверняка. Может, он поступает глупо, но, может, я тоже глупа. Я понимаю, скорее всего, мы обречены, но часть меня хочет удостовериться в этом.

Открываю рот, но не успеваю произнести ни слова – над лагерем раздается крик, и хрупкий момент рассыпается.

– Гарет! – рычит Гавейн, и в его голосе столько злобы, что я не верю своим ушам.

Отхожу от Ланселота, расцепляю наши руки, но он следует за мной. Что там случилось?

Гавейн держит повара за воротник – бандана сползла с его молодого лица, мальчишке не больше пятнадцати. Мне хватает одного взгляда, чтобы заметить, как они с Гавейном похожи: та же темная кожа, бледно-серые глаза, линия челюсти. Только поваренок еще не вырос: глаза его большие, и в них плещется тревога.

– Гавейн, отпусти его! – приказывает Артур тоном, который я привыкла называть про себя «королевским».

Гавейн бросает на повара сердитый взгляд, но подчиняется.

– Это мой брат. – Он качает головой. – Младший брат, который сейчас должен быть дома, с родителями. Ему всего пятнадцать. Они вообще знают, где ты?

Мальчишка – Гарет – краснеет.