Очарованные Енисеем

«Буран» – название снегохода, выпускаемого в Рыбинске с 70-х годов наряду с большим числом современных моделей. «Буран» пережил целый ряд модернизаций. Неказистый на вид и морально устаревший, он до сих пор имеет своих приверженцев: они ценят его за дешевизну и простоту в ремонте, его всегда можно отремонтировать в тайге своими руками. Особенно любят охотники длинный «буран» с четырёхтактным мотором. Среди доводов в пользу «бурана» – наличие одной лыжи: считается, что в тайге она удобней. Помнится, в 80-е годы у нас в охотничьей компании считалось хорошим тоном с «закрытыми глазами» раскидать и отремонтировать «буран» за несколько часов. Современные снегоходы, хоть и лучше по характеристикам и комфортабельнее, требуют ремонта в специальном сервисе, где есть, к примеру, сканер бортового компьютера. У моего друга перестал заводиться дорогущий канадский снегоход. Пришлось вывезти его в деревню на санях другим снегоходом и связываться по телефону с магазином в Красноярске в 1000 км по Енисею выше. Долгие переговоры мало что дали, на расстоянии трудно определить неисправность даже специалисту. В конце концов охотник нашёл причину сам: сломался от холода один из многочисленных проводов на руле. Эти снегоходы имеют сложнейшую систему электрооборудования.

«Бурановские» сани – сани от снегохода «буран», «бурановская» дорога – названия эти, как и пила «дружба», давно стали привычными и лишились всяких кавычек. «Нордик», «тундра» – названия маленьких канадских снегоходов фирмы «Бомбардье» 80-х годов, хотя «нордик» собирался в Финляндии. «Викинг», «Ямаха-викинг» – тоже снегоходы.

Быгать – сибирское выражение, означающее, что кусок мяса на ветру и морозе заветрился, обезводился, вымерз. «Выбыгавшее мясо».

Верховка – ветер.

Верхонки – тонкие рабочие рукавицы. Обычно охотники пользуются суконными верхонками. Они очень удобны, теплы и не рвутся. Их носят как на голую руку, так и на печатки и на рукавицы. Верхонки в соединении с шерстяными перчатками очень теплы и удобны.

Ветка – так называют на Енисее лёгкую долблёную лодку из осины. Такие лодки имели широкое распространение – их делали не только в Сибири, а и по всей Руси и называли обласами или обласками.

В повести «Кондромо» дано художественное описание процесса изготовления ветки. Слегка подработав, я его приведу: «Весной по насту валят осину на ветку. Отпиливают кряж, шкурят и затёсывают ему носы, как чижику, и он лежит колонной из белого сливочного масла на ослепительном снегу, полосатый от теней. Везут, еле взвалив на “бурановские” сани, и желтеет на снегу возле дома тяжеленная труба, набитая плотной древесиной, которую надо было вычерпать, как яйцо, для чего требуется три тесла – одно прямое и два боковых, правое и левое. Тесла изготавливаются из топоров, тоже оживающих и шалящих в горне красным, как таймений хвост, лезвием, которое надо было вовремя обездвижить в ледяном масле.

Осина лежит вытянутой в струну свиньёй, и только ровнейшие грани оттянутых до бритвенной остроты носов напоминают о её мореходном назначении. Наконец в эти мёрзлые сливки начинает въедаться ложка тесла, прорубая узкую, кулака в два, канаву по всей длине и заглубляясь изнутри в бока, пока не получалась трубка, с которой дальше происходит нечто вовсе невообразимое. Не дожидаясь, пока борта опасно истончатся, заготовку начинают неглубоко, но нещадно дырявить снаружи коловоротом, охватывая поясами дырочек, как подводную лодку рядами заклёпок. Потом готовят пятники – стволики кедровых веточек, задавая им длину толщиной будущего борта, и загоняют в дырки, искупав в краске, чтоб наткнувшись на неё изнутри теслом, вовремя остановиться.

Длинной непроливашкой лежит бокастая труба с прорезью сверху, необыкновенно новая, жёлтая, а вокруг электрическим безумьем, заевшей вспышкой сварки полыхает снег, не дозволяя смотреть без очков, и сияет солнце, и светится изнутри налитая солнцем древесина, вся в плавных вмятинах, в сливочных следах ложки, в мелкой продолговатой волне, играющей на просвет гребнями и впадинами. Труба, как кусок бересты, изо всех сил старается свернуться, и, если б не носы, давно бы так и сделала, и теперь требуется невозможное – развернуть, распластать, раскрыть её, как мёрзлую надрезанную рыбину, не порвав у хвоста и головы, для чего, как для огромной ухи, разводят костёр и начинают варить эту уху в самой рыбине, как в длинном и непомерном котле. Заливают горячей водой и греют над костром, и борта постепенно становятся мягкими, и их разворачивают дальше и дальше, распирая распорками, и разведённая ветка всё больше напоминает распоротое и распятое веретено и всё меньше – её породившую, неподъёмную и монолитную осиновую колоду.