Очарованный кровью

Потом Вехсу стало любопытно, что подумала Котай о его неожиданном перевоплощении. Должно быть, она была поражена. Еще одно заблуждение рухнуло, еще одна иллюзия рассеялась. Глядя, как он уверенно шагает навстречу своей второй жизни, она не могла не понять, что ему не стоит никакого труда превратиться в обычного гражданина. Эта мысль должна была повергнуть ее в отчаяние, более глубокое, чем до сих пор.

Да, все-таки он умеет обращаться с женщинами…

* * *

После того как Вехс погасил свет, Кот откинулась на спинку «капитанского» стула — подальше от стола, поскольку от запаха сандвича с ветчиной ее начинало мутить. Он не был тухлым, и пахло от него так, как должен пахнуть нормальный бутерброд, однако при одной мысли о еде к горлу подступала тошнота.

С тех пор как Кот в последний раз поела по-человечески — а это был ужин в усадьбе Темплтонов, — прошло около двадцати одного часа. Нескольких кусочков омлета с сыром, которые она заставила себя проглотить за завтраком в доме убийцы, было явно недостаточно, чтобы поддержать силы, учитывая нервное напряжение и двигательную активность, которую она проявила ночью. Она должна была бы просто умирать от голода.

Но, с другой стороны, поесть было равнозначно тому, чтобы поверить в существование какой-то надежды, а Кот не хотела больше надеяться. Всю свою жизнь она только и делала, что надеялась, словно дура последняя, ожидая перемен к лучшему. Как это было глупо! Каждая надежда, пьянившая ее, в конечном итоге оказывалась похожей на мыльный пузырь, который очень красиво переливается на солнце, но тут же лопается, стоит только попытаться взять его в руки. Каждая мечта была стаканом, который только и ждет удобного случая, чтобы выскользнуть из пальцев и разбиться вдребезги.

До вчерашней ночи Кот полагала, что ушла довольно далеко от детских мечтаний, что сумела вскарабкаться по крутой и скользкой лестнице туда, где все просто и понятно, а иногда она даже немного гордилась собой и своими достижениями. Теперь же Кот не оставляло ощущение, что она вовсе никуда не поднималась, что все ее успехи были лишь иллюзией и что на протяжении прошедшего десятка лет она топталась на месте, наступая на одни и те же ступени, словно на тренажере «СтэйрМастер» тратя огромные усилия, но не поднимаясь ни на дюйм выше того места, с которого начинала свое мнимое восхождение. Несколько лет работы официанткой, когда после многих часов, проведенных на ногах, страшно отекали ноги и ныла поясница, самый серьезный и трудный курс, который она только сумела найти в Калифорнийском университете, занятия допоздна после возвращения с работы, бесчисленные самоограничения и жертвы и бесконечный упорный труд — все это привело ее сюда, в это страшное место, к этим крепким цепям и зловещим сумеркам.

Когда-то Кот надеялась, что в один прекрасный день она поймет свою мать и найдет достаточно вескую причину, чтобы простить ее. Втайне она даже мечтала о том, что когда-нибудь — помоги ей боже! — они с матерью сумеют достичь некоего перемирия. Конечно, между ними никогда уже не могло возникнуть нормальных, здоровых отношений, какие должны существовать между матерью и дочерью, да и просто друзьями они вряд ли бы стали, однако тогда это казалось Кот возможным. По крайней мере, они с Энне могли бы поужинать вместе в каком-нибудь уютном кафе с видом на море, под большим пестрым зонтиком на плоской крыше гасиенды, где они не стали бы вспоминать прошлое, а поговорили бы о фильмах, о погоде или о том, как сверкают чайки в сапфировой небесной вышине — возможно, без любви, но и без ненависти. Теперь же Котай стало ясно, что если бы даже каким-то чудом она выпуталась из этой переделки живой и невредимой, она никогда не смогла бы достичь той высокой степени понимания, о которой мечтала, да и примирение между ней и матерью вряд ли было возможно.

Человеческая жестокость и коварство оказались стократ сильнее способности к пониманию. Ответов не существовало, были только предлоги и увертки.

Котай почувствовала себя потерянной и разбитой. Она словно попала в место, еще более незнакомое и чуждое, чем кухня Крейбенста Вехса, а сгущающая темнота вокруг стала угрожающей.

За всю свою жизнь она ни разу не признала себя побежденной, во всяком случае, в полном смысле этого слова. Да, ей бывало страшно, а порой она чувствовала себя растерянной и бессильной, однако всегда в подобной ситуации она держала в голове карту, на которой пусть несколькими скупыми штрихами — был намечен обходной путь и Кот легко было поверить, что у нее в голове есть особый компас, который никогда не подведет. Множество раз Кот оказывалась в местах подозрительных и опасных, но она всегда знала, что выход есть — так в зеркальном лабиринте комнаты аттракционов есть безопасный путь, ведущий к свободе сквозь твои собственные бесчисленные отражения, сквозь прочие искаженные, пугающие образы и загадочные серебристые тени.

Но на этот раз никакой карты у нее в голове не было.