Очарованный (СИ)

— Здесь, в Нью-Йорке, — с большим удовольствием сказал мне Джузеппе, — мы владеем всеми. Не беспокойся, эта хорошенькая голова, ни о чем, кроме того, что поедешь с нами красиво и легко, чтобы нам не пришлось доставлять тебя разбитой к твоему новому хозяину.

— В твоих мечтах.

— Нет. — Джузеппе наклонился вперед, чтобы сказать мне в лицо, слюна текла по моим щекам. — Не в моих мечтах. В твоих. Потому что, если ты не сделаешь то, что тебе говорят, я выслежу Данте Сальваторе и Александра Дэвенпорта, свяжу их вместе, чтобы они могли умереть как братья, а затем я изобью их в кучу, чтобы ты не могла различить, где один из этих парней начинается, а другой заканчивается.

— Ты мог бы попробовать, — кипела я, придвигаясь еще ближе, так что мой нос почти прижимался к его выпуклым, пористым ноздрям. — Но они бы тебя сбили.

— За это, думаю, я их все равно убью, — решил он, облизывая свою широкую резиновую улыбку.

С меня было достаточно.

Не было никакого способа, чтобы этот человек забрал меня у всех, кого я знала и любила после того, как мы наконец разрушили Орден и жили долго и счастливо, или что-то в этом роде, наконец, было в моих планах.

Я оттолкнулась бедрами от стола, все еще наклоняясь к Джузеппе, чтобы скрыть от него мои колени, чтобы у меня было время поднять пистолет и прижать ствол к его груди. Это произошло так быстро и без какой-либо сознательной мысли, проходящей в моей голове, только инстинкт выживания заставил меня снова сжать палец на спусковом крючке.

Я улыбнулась ему, потянув пистолет вверх, когда оружие врезалось обратно в место соединения моего указательного и большого пальца с такой силой, что мне показалось, что у меня сломалась рука. Джузеппе был потрясен в эту короткую паузу, его глаза широко раскрылись, его упругий рот открылся, как рана, которую я начисто нанесла ему на верхнюю левую часть груди.

«Надеюсь, что попала ему в сердце», — подумала я, наконец, когда эхо выстрела начало затихать, и Джузеппе рухнул, словно в замедленной съемке, на землю рядом со своим креслом, схватившись за кровь, окрасившую его нагрудный карман, как цветущую розу.

Мы с Мейсоном встретились глазами, его лицо было влажным и скомканным, как использованная салфетка.

— Боже мой, Кози, — выдохнул он в этот крошечный промежуток покоя перед бедствием. — Беги.

Я не побежала.

Вместо этого я быстро развернулась и выстрелила в черное пятно, которое, как я знала, было головорезом ди Карло, идущим ко мне. Он заворчал, когда я прострелила ему левое бедро, и упал на пол, подняв пистолет, чтобы выстрелить в меня.

Я выстрелила ему в плечо, и он упал назад, пистолет заскользил по линолеуму.

Он корчился и стонал, поэтому я воспользовалась моментом, чтобы отступить к Джузеппе, нависая над его телом и отбрасывая тень, которая превратила его лужу красной крови в черную.

Я никогда не хотела никому причинить вреда, но именно такой стала моя жизнь.

Убить или быть убитой.

Итак, глядя на Джузеппе, пока он смотрел на меня, задыхаясь от боли, я сделала то, что пыталась сделать в течение многих лет.

Я убила одного из своих демонов.

Пистолет уже не был холодным, а стал до боли горячим в моих руках, когда я взвела его и направила дуло оружия на голову Джузеппе.

Бум.

За этим безобидным звуком последовал влажный шлепок его мозга, растекшийся по полу.

— Козима, — крикнул мне Мейсон, побуждая меня повернуться к нему на полпути, прежде чем я услышала еще один хлопок, на этот раз приглушенный стеклом.

Через несколько секунд раздался легкий, почти музыкальный звон, когда стекло разбилось и пролилось на пол по обе стороны стены, ударив меня по ногам огненными уколами.

Что-то врезалось мне в бок и начало гореть, как будто кто-то засунул мне под кожу факел. Я тупо посмотрела вниз и увидела красное пятно на своем белом кашемировом платье с высоким воротником, а затем снова отшатнулась, когда что-то пронзило мое плечо, выбив меня из равновесия, так что я упала на пол на одно колено.

Я взглянула сквозь завесу взлохмаченных волос и увидела черный внедорожник GMC, стоявший на обочине, двое мужчин в черной одежде целились в меня из совершенно устойчивых пистолетов.

И я с чрезвычайным, жутковатым спокойствием знала, что умру.

В конце концов, меня собиралась застрелить мафия в гастрономе в Бронксе. Всю свою жизнь я бежала от них, и наконец, может быть, в поэтическом смысле, они наконец-то заполучили мою унцию плоти.

В тот момент ясности перед смертью я думала обо всем, что привело меня к этой точке. Слабость моего отца, молчание моей матери, подчинение Александра, а затем неповиновение его злобному отцу, вмешательство Данте и Сальваторе…

Воспоминания пронеслись сквозь меня, вытесняя боль на поверхность моих мыслей, так что они шли рука об руку. Боль и воспоминания.

Я изо всех сил пыталась сосредоточиться на единственной вещи, сверкающей золотом в темноте.

Ксан.