Очарованный (СИ)

— Вы не будете. Дело сделано, и я позаботился об этом, — сказал отец, его густые брови почти закрывали разъяренные глаза. — Точно так же, как я позабочусь о подонках Ди Карло, которые связались с Ноэлем.

— Торе, — успокоила мама. — Calmarsi.

Успокойся.

Меня удивило сочувствие в ее мягких устах и нежные слова. Мама десятилетиями не могла сказать доброго слова любви всей своей жизни, и теперь, казалось, она мирилась с жестокими мыслями и будущими действиями, которые Сальваторе планировал против конкурирующего мафиозного синдиката.

— Ого, — выдохнула я, широко раскрыв глаза на Себастьяна, который усмехнулся.

— Елены здесь нет, потому что она сдерживает данное тебе обещание, — вмешался Синклер, взяв мою руку и сжав ее в своей. — Она и остальные члены юридической команды присматривают за Данте.

Я закрыла глаза от острого укола облегчения и более глубокой пульсации агонии в груди. Вид моего великолепного, большого мужчины Данте в уродливом оранжевом комбинезоне, весь день просидевшего в клетке в серой бетонной комнате, заставил меня физически заболеть. Он не заслуживал быть там.

Я заслуживала.

Возможно, даже Ксан заслуживал.

Но не Данте, не мой любимый лучший друг.

— Она вытащит его, — пообещал Син. — Поверь мне, она акула.

Я кивнула, но не высказала своих страхов, потому что не хотела, чтобы они проявились во Вселенной.

Мой взгляд остановился на Риддике, стоявшем сразу за дверью, словно мой вечный часовой.

— Рид, заходи и познакомься с моей семьей, — крикнула я.

Он нахмурился.

— Давай же, — потребовала я.

Он слегка вошел в дверь по свинцовым ступеням, которые кричали о том, насколько неохотно он общается, обнаружив позади себя Дугласа, несущего большой серебряный поднос с великолепной выпечкой.

— Хватит о тяжелом, — объявил Дуглас. — Время угощений и хорошей болтовни. Жизель, милая, Козима сказала мне, что ты жила в Париже. Мы должны поговорить обо всех местах, где ты ела.

— Риддик? Я слышал, ты научил Козиму фехтовать. Думаешь, у тебя есть время научить меня кое-чему? Видишь ли, у меня на подходе этот фильм… — Себастьян начал дискуссию с большим стоическим мужчиной, как будто они были друзьями на всю жизнь.

Я засмеялась, когда Дуглас вошел в комнату в сопровождении двух слуг, несущих чай и шампанское, и продолжала смеяться, чего не делала уже много лет, пока обе мои семьи собрались вместе.

Козима

На этом сюрпризы не закончились.

Риддик обнаружил в моем шкафу большую белую коробку, перевязанную запиской от Александра с просьбой надеть ее содержимое в тот вечер. Жизель разорвала обертку вместе со мной, и мы обе хихикали, чего не делали с тех пор, как были девочками. Мы остановились при виде белого шелкового платья, покрытого горами золотой папиросной бумаги. Ткань была прохладной и скользкой, когда я прижимала ее к телу, и она блестела на свету, как морская жемчужина.

— Потрясающе, — пробормотала Жизель, перебирая ткань. — Однажды мне придется нарисовать тебя.

— Вот, — сказал Риддик, сунув мне еще одну шляпную коробку, поменьше.

Внутри лежал золотой терновый венец, переплетенный со свежими ароматными цветами.

И я знала без необходимости подтверждения, что Александр хотел, чтобы я выглядела как Персефона в ее девичьей белизне, собирающая цветы на лугу, когда Мертвый Бог прорвался сквозь землю, чтобы похитить ее.

— Посмотри на нее, — прошептала мама голосом, полным слез. — Она выглядит такой влюбленной.

— Si, — пробормотал в ответ Сальваторе. — Так же, как когда-то ее мать смотрела на меня.

Я закусила губу, отказываясь смотреть на них, пытаясь дать им немного уединения. Я никогда не питала иллюзий по поводу того, что мои родители снова сойдутся, но знала, что они все еще тоскуют друг по другу.

Я также знала, что тоска — это не любовь.

— Давай я сделаю тебе прическу, — приказала Жизель, толкая меня в кресло перед моим туалетным столиком.

Мне нравилось видеть ее в отражении там, где я раньше видела миссис Уайт. Это сделало воспоминания о том, как я там сидела, еще менее болезненными. Это заставило меня осознать, что это именно то, что предсказал Александр, когда пригласил мою семью в гости. Они были единственными, кто мог произвести изгнание нечистой силы из множества полтергейстов в зале, даже не вытащив Библию и шалфей.

Боже, но я любила этого человека.

— Я буду очень по тебе скучать, — сказала Жизель, проводя золотой щеткой по моим волосам. — Без тебя Нью-Йорк для меня уже не будет прежним.

— Я приеду, — пообещала я.

Она закусила губу, ее глаза нашли Синклера в отражении.

— Кози, у меня есть свой альфа-самец, поэтому я говорю авторитетно: я не думаю, что этот мужчина добровольно выпустит тебя из поля зрения на очень, очень долгое время.

Она, несомненно, была права, но я все равно сказала:

— Он разрешит мне навестить мою семью, bambina (с итал. детка). Он знает, как много ты для меня значишь.

— Эм, было бы трусостью с моей стороны просить тебя не использовать меня в качестве оправдания. Честно говоря, этот человек меня пугает.

Я так смеялась, что у меня свело желудок.