— Есть еще одно сравнение, — продолжила я, — ограничения, которые наложили на нас летуны, можно сравнить с забором вокруг фермы. Реальный мир находится снаружи, за забором, этот мир полон разных невероятных и чудесных вещей. Но снаружи находятся также и хищники. Вообще, жизнь на ферме хоть и серая, но более безопасная и гарантированная. Там все имеют примерно одинаковые возможности и живут примерно одинаковой жизнью. А за пределами фермы — свобода, но там гарантировать никто ничего не может.
— Означает ли твоя речь, что ты выбираешь свободу? — поинтересовался Странник с улыбкой.
— Да мне что–то не очень нравится жить в курятнике, там гарантировано только то, что у меня будет шанс состариться и умереть, — гордо ответила я.
— Ну что ж, для начала неплохо, — ответил Странник, как мне показалось, с печальной улыбкой.
— Что ты имеешь в виду, говоря «для начала»? — слегка воинственно спросила я.
— Я ни в коем случае не хотел тебя оВидеть, — ответил Странник, — мне нравится твое воинственное настроение, и оно хорошо для того, чтобы начать путешествие к свободе. Но потом тебе понадобятся другие, более сильные стимулы.
— Какие? — поинтересовалась я.
— Более абстрактные, — ответил он.
— Тогда расскажи мне про правильные стимулы, — попросила я.
— Всему свое время, придет такое время, когда ты сама ответишь на этот вопрос. Кто я такой, чтобы в таком деле давать тебе советы?
Странник замолчал, и на этом наш разговор сам по себе закончился, что дало мне маленькую передышку. Я вспомнила, что так и не поблагодарила его за то, что он помог мне выполнить упражнение по остановке внутреннего диалога. И я сказала ему слова благодарности. Странник посмотрел на меня, с удивлением поднял брови и улыбнулся.
— Благодарность твоя принимается, — ответил он, — но благодарить меня не за что. На самом деле я только говорил, а всю работу по остановке внутреннего диалога ты проделала самостоятельно.
— Мне кажется, что без твоей помощи у меня ничего бы не получилось, — не унималась я.
— Это преувеличение, — сказал Странник, — если бы не получилось сегодня, то получилось бы завтра. Самое главное, что ты была готова выполнить это действие, что у тебя было достаточно личной силы для выполнения этой задачи. Иначе бы, сколько и что я бы ни говорил, это не привело бы к результату. Если тут и есть моя заслуга, то только в том, что я придал тебе немного уверенности и этим помог сэкономить время.
— Но именно ты сказал, какую позу мне принять, — попробовала возразить я.
— А, по–моему, главным было нужное настроение и сумма твоей энергии, свою энергию я не задействовал. Как ты сама должна знать, в счет идут только энергетические факторы.
— Ты хочешь сказать, что поза не имела никакого значения? — спросила я.
— Нет, этого я сказать не хочу, поза, конечно, имела значение, — ответил Странник, — ты собиралась выполнить остановку внутреннего диалога, а эта поза у Кастанеды так и называется — «поза для достижения внутреннего безмолвия». Если хочешь выполнить какое–либо действие, глупо отказываться от помощи.
— Как ты понял, что мне удалось остановить внутренний диалог? — спросила я, желая перевести наш разговор в другое русло.
— По твоему дыханию, — ответил Странник, — как только я заметил, что ты пытаешься его контролировать, стало понятно, что ты достигла успеха.
— Я буду делать это упражнение так часто, как только смогу, — пообещала я.
— Если хочешь что–либо сделать, то не давай никаких обещаний и клятв, а просто бери и делай.
— А что плохого в обещаниях и клятвах?
— Когда человек дает обещание другим, он пытается убедить их в том, что сможет его выполнить, сам не особо в то веря. Убеждая других, он как бы пытается получить от них поддержку. Когда человек дает обещание, то это как бы условный знак для чужеродного устройства, а его задача сделать нас ничтожеством в наших же глазах.
— А если мы сдержим свою клятву? — спросила я.
— Тогда это зачастую ведет к необоснованному росту чувства собственной важности. А нам ведь этого не хочется, правда? — поинтересовался Странник.
— Получается какое–то безвыходное положение. Мы только что говорили, что человек путается в своих целях, дает намерению противоречивые команды, а теперь ты ведешь какие–то непонятные речи, — сказала я.