…Вы не знаете, что такое кастинг? Вы, дорогой читатель, должно быть не дракон. Или, по крайней мере, не в драконьей шкуре.
Хохлатые Мерлины, как я, отрыгивают не перевариваемые кусочки нашей еды, называемые «кастингами». В основном мы рубим спрессованные шарики из костей, перьев и кусочков меха, которые не проходят через наши системы. Хохлатые Мерлины также собирают наши гранулы и хранят их. Это привычка, которая заполнила почти половину моей пещеры, коллекция, которую я надеялся однажды с гордостью разделить со своей парой.
Если бы естественная ипостась моей пары была бы драконом, она была бы в восторге от моих спасенных отливок.
Но русалки не превращаются в драконов. И драконы тоже…
Моя пара и я обречены.
Я не могу принять форму половины рыбы.
Я не могу жить в море.
Она не может ни летать, ни даже ходить.
Я осторожно развожу лапы, пока не появляется прекрасная полуженщина-полуморское существо. Я ожидаю, что ее глаза будут крепко зажмурены от ужаса или что она будет смотреть на меня с неподдельной ненавистью.
Вместо этого ее сияющие глаза (тоже сияние призм, как и ее буйно расцвеченная драгоценными камнями грива) встречаются с моими. Ее взгляд влажен от горя, а прелестное личико печально и жалобно. Возможно, она чувствует связь между нами так же, как и я, и знает, что было сделано. То, что было сделано безвозвратно.
Ее третье веко скользит по поверхности глаз, заставляя образовавшиеся там слезы стекать по щекам, соленая вода увлажняет ее уже изголодавшуюся по морю кожу, но только там, где жидкость, принесенная из ее сердца, прожигает свои дорожки.
Я тяжело выдыхаю, и она вздрагивает. Я с трудом сглатываю и спрашиваю.
— Как тебя зовут?
— Аделла, — неуверенно отвечает она.
— Мое имя, — говорю я своей паре, а не своему обеду, — Калос.
Это означает
Я смотрю вниз на ее плавники.
Не то чтобы я мог доказать это своей спутнице жизни, которая у меня сейчас есть.
— Пожалуйста… — начинает она.
Я прервал ее, поднеся свои растопыренные лапы с ее накинутыми на мои когти пальцами ближе к моему лицу.
— Тсс. Не проси меня вернуть тебя. Я не могу тебя отпустить.
Она выглядит так, словно готова разразиться бесконечными слезами.
— Но почему?
— Потому что, — признаюсь я, — мы пара.
Выражение ее лица не меняется, на нем не отражается узнавание.
— Почему ты не можешь отпустить меня, если мы приятели
— Нет, нет.
От разочарования у меня внутри все горит и болит. Даже значения слов моей пары не мои, не те, что у моего народа. Мы так сильно отличаемся друг от друга во всех отношениях. Но… это уже сделано.
— Мы пара. Не приятели, — уточняю я. — Ты моя пара, как моя вторая половина. Моя
Она все еще смотрит на меня, и, возможно, это выражение на ее лице — недоверие, а не непонимание.
— Как… — она задыхается, и в ее голосе звучит такой же абсолютный ужас, какой я изо всех сил стараюсь не чувствовать.
С сожалением я признаю.
— Потому что мы соприкоснулись, и, очевидно, твой вид достаточно похож на мой, чтобы мы были совместимы.
Она фыркает.
— Я для тебя то же, что стрекоза для акулы!
— Это жестоко.
Ее глаза расширяются.
— Мне очень жаль. Я не хотела тебя обидеть…
— Акула, — задумчиво говорю я. — Наверное, небесная акула. Мне это нравится.
Я смотрю на нее сверху вниз.
— Я имел в виду, что ты оказываешь себе медвежью услугу. Ты еще более восхитительна, чем любая стрекоза.
Это останавливает ее слова. Она закрывает рот.
Я вздыхаю.
— Мне очень жаль. Я понятия не имел, что ты подвергнешь меня риску. Есть причина, по которой драконы превращают нашу пищу в древесный уголь, прежде чем мы ее захватываем.
Она вздрагивает, и я готов дать себе пинка.
— Кревк'д. Я имею в виду…
Аделла, может быть, и женщина-рыба, но она
Я не буду этого делать, потому что связь мешает этому. Я никогда в жизни не захочу другую женщину.
…Не то чтобы это заявление звучало особенно многозначительно, если русалки не разделяют значительную продолжительность жизни дракона. Даже не знаю. Я вообще мало что знаю о русалках; только слышал, как они изысканны на вкус. Я барабаню когтями в воздухе, отчего тело Аделлы красиво колышется над моими когтями. Все ее чешуйки вспыхивают, когда ее изгибы подпрыгивают, а части тела покачиваются. Я стараюсь не отвлекаться.