Очаровательная блудница

– Мы с ним мило побеседовали, – усмехнулся Рассохин. – Но я так и не понял, о чем.

Гохман с Рябышем уже готовили сети – привязывали дополнительные грузила. Стас собрал и отнес в лодку рюкзак, участковый загрузил канистры с бензином. Улучил момент, склонился и прошептал:

– Гляжу я на вас с этой журналисткой… А вы ведь давно знакомы, или я в людях ничего не понимаю.

– Кто еще так глядит?

– Пока никто.

– Тогда помалкивай.

Договорить Рассохин не успел, поскольку Дворецкий привел Лизу.

– Не давай полных оборотов! – громко взмолился участковый. – Пожалей мотор!

– Елизавета Максимовна любезно согласилась на ваше предложение, – отчего-то радостно сообщил профессор. – Она посвятит вас во все наши тайны. Но когда вы дадите ответ?

– Какой ответ?

– По поводу научного руководства экспедиции?

Стас подал руку Лизе и помог сесть в лодку.

– По возвращении, Михаил Михайлович!

И с силой вытолкнул лодку на стремнину.

Обкатанный и обласканный Гохманом мотор заводился с полоборота. Рассохин помахал рукой, включил скорость и сразу закрутил на румпеле полный газ. Старая «Казанка» выскочила на глиссер, и ветер привычно толкнул в грудь.

Когда сора осталась за поворотом, Лиза развернулась к нему лицом.

– Ну, здравствуй, Стас, – вскинула фотоаппарат и сделала снимок. – Как тебе удалось убедить профессора?

Точно так же однажды фотографировала ее мать, когда они ехали на месторождение…

Ему хотелось ответить, дескать, мечтал остаться с тобой наедине, а мечтающие люди изобретательны, но вместо этого склонился и спросил:

– Ты письмо от мамы захватила?

Лиза порылась в своей дорожной сумке и достала сложенный пополам пластиковый файл, в котором был листок из тетради в клеточку и конверт. Рассохин не знал почерка Жени Семеновой, однако на вид это был женский, неторопливый и аккуратный – так писали те, кто в младших классах школы проходил чистописание, и даже студенческая скоропись не могла испортить такого навыка. Текст оказался коротким и каким-то холодноватым, не материнским: «Здравствуй, Лиза. Долгое время не могла сообщить тебе, что я жива и здорова. Теперь появилась возможность встретиться, и я все расскажу, как жила все это время и где. Если сможешь, то приезжай в начале лета в Усть-Карагач. Поселишься в местной гостинице, а я пришлю своего знакомого, хорошего человека. Он проводит ко мне. Очень хочется увидеть тебя. Твоя мама».

На конверте почерк уже был совсем другой, и другим цветом ручки.

– А вот ее конспекты. – Лиза подала общую тетрадь. – Посмотри сам… Мне кажется, очень похоже.

Рассохин пожалел, что не взяли с собой Гохмана, бывшего криминалиста, который бы уж наверняка сказал что-либо определенное. Он заглушил мотор и стал сличать почерка, и вначале на самом деле показалось, есть схожесть, только некоторые буквы написаны по-разному.

– Ну и что? – не терпелось Лизе. – Это мама? Это она писала?

Стас полистал тетрадь и понял, что отроковица меняла почерк, видимо, в зависимости от настроения или ситуации – то спокойный, округлый, правильный, то скоропись, напоминающая распущенный моток проволоки, то резко измененный наклон букв. Никакого постоянства, стабильности, как и было у нее в жизни. Но при внимательном изучении даже невооруженным глазом стало ясно, что ни один вариант почерка Жени Семеновой не похож на тот, которым написано письмо. Безусловно можно было утверждать лишь то, что то и другое писали женщины, но разные.

– Надо в спокойной обстановке разобраться, – чтобы как-то пригасить любопытство и ожидание Лизы, сказал Рассохин. – На берегу и с лупой. А лучше показать Гохману. Он работал криминалистом.

А у самого защемило под ложечкой: все-таки была надежда на это письмо, особенно сильная после вчерашнего внезапного объявления Христофора. И если бы лодку стремительно не сносило вниз, он бы сейчас, не откладывая более, признался в убийстве ее матери.

– У меня такое чувство, эта мама писала! – заявила Лиза. – Чем больше читаю, тем сильнее верю.

– Ты себя убеждаешь.

– Значит, все-таки не она? Тогда кто? И зачем?

– Хотят заманить тебя на Карагач.

– Но кто?! Кто здесь вообще мог знать о моем существовании, кроме мамы?! Нет, это все так интересно! Я просто сгораю от любопытства!

– Тогда надо было поселиться в гостинице и ждать, – проворчал он, запуская мотор. – Этого рекомендованного мамой хорошего человека…

– Я так и хотела. – Она напрягала голос и от этого говорила как-то надорванно. – Но как бы я объяснила Дворецкому?.. А потом, милиционеры сказали, ты попал в плен к каким-то женщинам. И еще пошутили…

– Ринулась выручать?

– А как ты думал? Кстати, поселиться в гостинице еще не поздно. Вернемся, сбагрим куда-нибудь профессора и поселимся. Все равно нужно ждать Бурнашева, ты же говорил…

– Сбагришь профессора, как же…