Очаровательная плутовка

– Не будете ли вы так любезны сообщить суду, что это за бумаги?

Джона достал очки и водрузил их на нос.

– Это копии моего последнего завещания.

Нордем начал прохаживаться перед свидетельским местом.

– Позвольте мне внести ясность. Это варианты вашего последнего завещания. Более ранний и самый давний вариант был исправлен, и появился второй вариант, который датирован следующим днем после того, как вы познакомились с подсудимой. Не могли бы вы объяснить, почему изменили ваше завещание?

Джона бросил на Нордема испепеляющий взгляд.

– Я включил туда Эйприл и сделал это в качестве подарка.

– Весьма интересно. И что вы ей завещали?

– Мое шотландское поместье Клондуган-Холл.

Зал охнул.

– Ваша светлость, вы знакомы с подсудимой всего два дня и завещаете ей целое поместье? Почему?

– Она представилась моей дочерью. Я хотел ее обеспечить.

– И она действительно ваша дочь?

– Нет.

– Следовательно, в вашем третьем завещании вы лишили ее этого наследства.

– Да.

– Самый недвусмысленный и прибыльный случай воровства при помощи обмана, который когда-либо наблюдался в этой стране, – с ликованием заключил Нордем.

Райли встал.

– Протестую, милорд. Пожалуйста, напомните моему неопытному коллеге, что он сам делает несуществующие выводы. Я полагаю, что это относится к компетенции присяжных.

На этот раз судья согласился с Райли, и Нордем отказался от своего умозаключения, но продолжал улыбаться.

– Ваша светлость, вам знакома эта книга?

Он показал дневник.

Джона посмотрел внимательно и сказал:

– Я никогда прежде не видел этой книги.

– Могу я прочитать, что автор этой книги пишет о вас, ваша светлость?

Райли вскочил с кресла.

– Протестую, милорд! Обвинение пытается очернить двоих хорошо известных джентльменов, намекая на их неприличное поведение, отраженное в личных записях куртизанки. Если предположить, что этот дневник имеет какое-то отношение к рассматриваемому делу, обвинению надлежит, во-первых, доказать, что дневник не является подделкой, а во-вторых – что события, описываемые там, действительно имели место.

Судья повернулся к Нордему:

– Я склонен согласиться с лордом Блэкхитом. Дневник – это весьма субъективный и весьма ненадежный документ и вдвойне является таковым, если предположительно был написан женщиной низких моральных устоев. Если вы хотите использовать его в качестве доказательства, мистер Нордем, то вам придется доказать его подлинность.

Райли с облегчением сел на место. Нордему не удастся оживить прошлое.

– Как пожелаете, милорд, – согласился Нордем. – Пока что все, ваша светлость. Вы можете сесть. Если суд не возражает, обвинение хотело бы вызвать Вивьенн Бонифас Деверо.

У Райли замерло сердце. Он взглянул на отца, который застыл на полпути к своему месту. Ошеломленный Джереми не спускал глаз с особы, идущей по проходу. Эйприл закрыла лицо руками.

Она осталась такой, какой Райли ее помнил. Красивая, гордая, с королевской осанкой, невозмутимая. Она прошла мимо Джоны. И их взгляды встретились. Они долго смотрели друг на друга, поток воспоминаний пронесся между ними. Судебный пристав назвал ее имя, и она плавной походкой поднялась на место свидетеля. Она произнесла слова клятвы все с тем же певучим французским акцентом, который Райли хорошо помнил.

Нордем упивался замешательством Райли. Повернувшись к свидетельнице, он произнес:

– Мадам Деверо, будьте добры сообщить суду род ваших занятий.

– Я владелица клуба для джентльменов.

– Клуба для джентльменов?

– Да. Это заведение, где джентльмены отдыхают.

– А в этом заведении оказываются интимные услуги?

– Иногда.

– Работала ли подсудимая в вашем заведении?

– Да.

– Она оказывала интимные услуги за деньги?

Все в зале подались вперед, боясь пропустить ответ.

– Нет. Она работала на кухне.

Нордем старался на потеху публике.

– Прошу прощения, мадам Деверо, но я должен выяснить… Подсудимая, маркиза Блэкхит и жена моего ученого друга… работала у вас на кухне?

Мадам остановила взгляд на Эйприл.

– Да.

По залу суда прокатился смех. Судья застучал по столу молотком. Эйприл испугалась не за себя, а за Райли. Он сидел с помертвевшим лицом.

Нордем поднял книгу.

– Мадам Деверо, это ваш дневник?

У Эйприл перехватило дыхание. А мадам смотрела прямо на нее.

– Да.

– Когда вы видели его в последний раз?

– Одиннадцатого октября, за день до преступления. Я попросила Эйприл упаковать его вместе с остальными книгами в моем кабинете.

– И она это сделала?

– Нет. Она скрылась с ним. Она не вышла на работу на следующее утро. А также Дженни Хэр, одна из моих девушек. Они дружили. Я подумала, что с ними случилось несчастье, но спустя несколько дней один из моих постоянных посетителей сказал, что видел их обеих в деревенском трактире недалеко от Лондона. Я не подозревала, что дневник пропал, пока Эйприл не сказала мне этого прошлым вечером.

Райли взглянул на Эйприл, которая в оцепенении закусила губу.

– Она приходила к вам? – спросил Нордем.

– Да, она пришла, чтобы извиниться. Это была весьма трогательная речь. Она очень убедительно каялась. Даже не знаю, кто выглядел благороднее: супруга пэра, пришедшая за прощением, или я, словно аббатиса, дарующая это прощение.