Очаровательная плутовка

– Если мой ученый друг желает, чтобы присяжные не приняли во внимание показания его свидетеля, защита не возражает.

Нордем ответил ему злобным взглядом.

– Я отзываю свое требование, милорд. Мадам Деверо, вы утверждаете, что вашего ребенка оторвали от вас. Почему вы уверены, что Джереми Хоторн не ваш сын?

Взгляд ее был бесстрастным.

– Потому что мой ребенок умер у меня на руках.

Райли осмелился посмотреть на отца. У старика – такого гордого, высокомерного – на глазах блестели слезы. Он смотрел на мадам, и на его лице были написаны благодарность, сожаление и нежность.

Нордем с раздражением сел.

– У меня больше нет вопросов к свидетелю, милорд.

– Лорд Блэкхит, ваши вопросы?

Райли встал и улыбнулся мадам. Его улыбка была полна невысказанной благодарности.

– У меня нет вопросов к мадам Деверо, милорд.

Когда мадам проходила мимо Нордема, тот со злостью на нее взглянул.

Судья, скрепя пером, старательно делал отметки на лежащем перед ним документе.

– В таком случае, лорд Блэкхит, вы можете продолжить выступать со стороны защиты.

Райли встал и повернулся к присяжным:

– Господа присяжные, как любой честный человек, я хочу жить в мире, где царит справедливость. Как юрист, я получаю удовлетворение, ища эту справедливость и осуществляя ее. Справедливость, как вам скажет каждый разумный человек, означает поиск правды. Без правды справедливость превращается в обычную месть. Но иногда факты в деле указывают на одно заключение, а правда указывает на другое. Мой коллега пытался ввести вас в заблуждение, сообщая обстоятельства, совершенно не важные для этого дела. Он пытался вас обмануть, воздействовать на вашу восприимчивость и чувствительность дешевыми скандалами и сплетнями. Позвольте мне развеять обман. Правда в этом деле такова: первое – подсудимая украла дневник у своей хозяйки мадам Деверо, за что эта дама простила ее; второе – она пришла к человеку, упомянутому в дневнике, с выдуманной историей. Этот человек признает, что не поверил ей, признает, что она не угрожала ему, и признает, что дал ей деньги по собственной воле; третье – подсудимая пришла к моему отцу с такой же выдуманной историей. Он признает, что она не принуждала его завещать ей собственность, он также признает, что она не взяла у него ни пенни. Пятнадцать лет моей адвокатской практики позволяют мне исходя из всего, что я вам рассказал, сделать следующее заключение: в этом деле нет ни единого преступления. Ни единого. Ложь? Да. Немного озорства, и больше ничего. Но разве ложь является серьезным преступлением? Это предстоит решать вам. Единственное, джентльмены, чего вы не знаете, – почему она это сделала. Я хотел бы, чтобы вы услышали все из ее уст. У защиты есть один свидетель, и это сама подсудимая, Эйприл Роуз Хоторн, леди Блэкхит.

У Эйприл задрожали руки, когда она оглядела зал и увидела лица всех тех, кто теперь знает, что она обманщица. Ей хотелось убежать, и она так и поступила бы, если бы ее единственным прибежищем не был Райли.

Она посмотрела на своего мужа. От ее ответов зависит, освободят ее или отвезут в тюрьму, где она будет ждать казни. В его глазах она прочитала тревогу.

– Леди Блэкхит, вы раньше работали судомойкой у мадам Деверо?

– Да, – сдавленным голосом произнесла Эйприл, и ей пришлось прокашляться и повторить: – Да.

– Как долго вы были у нее в услужении?

– Немногим более года.

– Каким образом вы получили это место?

– Мой отец умер вскоре после того, как мне исполнилось восемнадцать. Я жила с ним одна после смерти матери, которая умерла, когда я была еще ребенком. У меня не было родных, поэтому я стала искать работу. Я получила образование и попыталась найти место гувернантки, но из-за войны с Францией никто не хотел взять на работу дочь французского трубочиста, хотя по рождению я англичанка. Я даже не смогла найти работу горничной. Меня выгнали из квартиры, и я почти неделю жила на улице, пока случайно не оказалась перед заведением мадам. Там висела табличка о том, что она набирает персонал. Я узнала, кто ей нужен, – оказалось, что мадам нанимает женщин для… определенных услуг. Я сказала ей, что не смогу этим заниматься, и уговорила ее нанять меня служанкой. Конечно, она могла воспользоваться моим отчаянным положением, но она пожалела меня и позволила работать на кухне… какое- то время.

– Почему только временно?

– Она знала, что я невинная девушка, и хотела, чтобы я присмотрелась и привыкла, и тогда, возможно, я сама захочу присоединиться к остальным.

– И вы захотели?

– Нет. Мысль о том, чтобы торговать собой, была мне противна. Но я ни в коем случае не осуждаю тех, кто вынужден этим заниматься. Я сознаю, что, если бы не любезность мадам, я вполне могла бы стать одной из них. Я испытываю жалость к тем женщинам, которые должны заниматься таким ремеслом. Они делают это только для того, чтобы выжить. Я знаю, что почти все из них, будь у них выбор, предпочли бы другую работу. Несмотря на мои отчаянные обстоятельства, мне повезло, что я смогла сохранить свою добродетель.

– Мадам когда-либо заставляла вас заниматься проституцией?