Очаровательное захолустье

Утром нас разбудил звонок. Жена схватила трубку. О, слезки покатились из глазок, выставленная вперед челюсть затряслась.

— ...Нам отказали! — всхлипнула она.

Снова звонок! Я с надеждой схватил трубку: может, что-то исправилось?

— Ну, здорово, — сиплый голос.

— Здорово, — неуверенно ответил.

— Не узнал?

— Н-нет.

Знакомый голос, но из какого-то прошлого. Причем неприятного.

— Сейчас узнаешь! Это Герка звонит.

— Герка?

— Да! Гера Гузов, который голову тебе бинтовал в тюряге, «лицо» тебе делал!

— А! — вспомнил, и голова сразу заболела: с той поры регулярно болит. Снова пришло его время?

Жена с надеждой на меня смотрит! Помахал ладошкой: не то! Ну а что же?

— Теперь вспомнил, падла?

— Слушаю тебя.

— А ты не слушай, ты отвечай! Как чувствуешь себя?

— Н-н-н-нормально.

— Сейчас будет ненормально. Я освободился только что, в очередной раз.

— Поздравляю.

— Погоди поздравлять!

Но хотелось бы поздравить. И — все!

— Ну, вышел я и стал думать, а что хорошего я в жизни этой сделал? И знаешь, что вспомнил?

— Меня?

— Угадал, умник! Тогда мне срок обещали скостить, если я тебя изуродую. А я — полотенцем!

Послышались глухие рыдания.

— Ну, спасибо тебе!

— Погоди со спасибо-то! Дело есть!

Полотенце тянется через века.

— Я вообще занят. Не могу тебя принять. Сложные дела дома.

— А кто сказал, что я приеду к тебе? Ты ко мне приедешь!

Абсолютная уверенность: мол, сделал я тебе доброе дело — теперь твой черед.

— Куда?

— Спиртозаводск. Баба тут у меня. Решил попробовать с нею жить.

— А я-то здесь при чем?

— Хочу, чтоб ты на нее глянул!

— Так тебе с нею жить!

— Хочу, чтоб ты глянул на нее. Ты мужик добрый — если уж тебе не понравится!

Последняя, значит, инстанция? Довольно это тяжело!

— Кроме тебя, у меня никого! Эти дружки, сам понимаешь... Хорошего от них не жди!

А мне-то где взять хорошее? Самому хватает с трудом!

— Ну хорошо, я приеду. Говори адрес.

— Спиртозаводск. Улица Пленных Металлистов, дом шесть. Отдельная хата.

— Поздравляю.

— Погоди поздравлять. Дуй на вокзал.

— Слушаюсь, — повесил трубку.

Жена смотрит. Я «сделал лицо».

— Кто это?

Рассказал.

— И ты поедешь?!

— Ну а как же быть? Человек надеется!

— Да плевать он хотел на тебя. Позвонил спьяну!

— ...Нет.

— А я как тут останусь?

— А что ты?

— Вот именно: я — «что»?

— Всю жизнь только с тобой куковать?

— Не кукуй! Не кукуй! Езжай!

Поезд в Спиртозаводск прибыл в пять утра.

Среди каких-то дряхлых бараков нашел улицу Пленных Металлистов — насквозь, кстати, деревянную. Спрашивается — при чем здесь металл? Иначе все представлял. Ноздри от холода слипаются изнутри. Ничего! Сейчас с Герой забракуем бабу — и пойдем вместе по лагерям!

Нашел наконец дом шесть — между двадцатым и тридцать четвертым.

Это нормально для нас!

Стучал в глухую ватную дверь, потом в окна. Зашевелились. Открыли наконец! В темных сенях стоит Гера и как-то без восторга смотрит. Видимо, более значительным меня представлял.

— А, это ты, — проговорил вяло. — Ну, проходи.

Энтузиазм дружбы, видно, прошел, пока я ехал. Сколько раз я повторял себе: не все, что говорится и обещается, надо делать! Многое, наоборот, в словах гораздо лучше смотрится, дело все только портит! Говорил себе — но напрасно! «Нет добросовестнее...» дурака!

Зашли в хату. Жена — альбиноска. Маленькая, но, чувствуется, с характером. В горнице очень чистенько, никелированная кровать, пирамида подушечек, салфеточки с кружевами.

Эх, чувствую — не удержит она орла!

На меня злобно зыркнула. Приняла, естественно, за уголовника, который приехал увлекать ее мужа в преступный мир.

Гера, несмотря на ранний час, в строгом черном костюме, белоснежной крахмальной рубашке, бабочке, волосы прилизаны бриллиантином. Чувствуется — и не ложился. Тем уголовники и отличаются от прочих людей, что расписания не существует для них.

Сели за стол. Жена шваркнула мне на тарелку кусок пирога. Странное изделие — со всех сторон торчат острые рыбьи хвосты, не подступиться. Сунулся пару раз — и положил обратно.

— Выйдем-ка! — Гера нетерпеливо говорит.

Вышли в холодные сени.

— Ну что... нравится она тебе? — спрашивает, заранее с угрозой.

Чувствуется — не понравятся ему оба ответа.

— Мм-мда! Нравится!

И тут же искры у меня из глаз полетели — страшный удар!

Такой, чувствуется, человек. Не терпит неправды. За правду, видимо, всю жизнь и сидел. Но правда, думаю, его тоже бы не порадовала.

Держась за стеночку, я поднялся. Ну что... экспертизу можно считать законченной?

Оделся, вышел. Гера, осерчав на мою лживость, даже не провожал. К вокзалу я словно слепой шел, закинув голову, прижимая к переносице снег. Ну что? Долг свой выполнил. До обратного поезда еще сутки. В вокзальном туалете провел их. Смотрел в тусклое, зеленое, облупленное зеркало. Вот она, морда добра! Но по сравнению с той отбивной, что Гера мне сделал в прошлый раз, — это уже здорово, большой сдвиг. То есть ничего не сделал почти, по его меркам. Так, глядишь, и человеком станет!