И вот уже на поезд я шел, а мысль глодала: на хрена я приезжал? Ну, исполнил свой моральный долг... как понимал его Гера, — а еще? Что-то должно быть еще — у меня-то? И когда по платформе уже шел, на вокзал оглядываясь, вспыхнуло: Спиртозаводск! В действительности город немного иначе назывался. Не зря съездил. Спиртозаводск!
Входя в прихожую, загрохотал пустыми бутылками. Та-ак! Жена лежала, распластанная, поверх одеяла, почти уже прозрачная.
— Я не могу жить без Насти! — зарыдала.
— А без этого? — поднял бутылку с тумбочки. — Можешь?
Упала ничком. Хотел я метнуться в ванную — но там кто-то был. Булькал солидно. Дверь распахнулась. Кир появился как немой упрек.
— Если так продолжится, — проговорил он сухо, — она скоро исчезнет! Совсем!
Проводил Кира до метро, шел обратно. Какой-то желтый желвак в тучах прорезался. Вскинул голову туда.
— Послушай... Клянусь! Никогда больше ничего не попрошу у Тебя! Только спаси ее! Помоги!
Огляделся — кругом мусор, грязь, коробки после торговли... увидел старинный люк с чугунной молнией, опустился на одно колено.
— Вот видишь? Стою! И прошу Тебя!! Клянусь, больше не встретимся! Ни по какому поводу! Единственный раз! Честно!.. Буквы? Возвращаю Тебе! Без них обойдусь! Теперь веришь? Спаси ее!
Приближались, галдя, какие-то горцы, я быстро с колена встал, прошел мимо них и еще раз торопливо на колено припал.
Чувствовал — зацепилось, а?! Домой ворвался. Жена, приподнявшись, мутно глядела на меня. Я снова глянул вверх:
— Ну... договорились?
Ворвался в свой подпол — там все гуртом на меня накинулись: Узеев, Мхбрах, Пужной, Маша Котофеева с ребенком, Канистров, Умыцкий, граф Поскотини, доктор Ядоха, Вадим Сопло, Соватти, Блукаев, Аев, Кумстон, Металлиди, Горихвост... Что делать? — у всех вопрос.
Всё! Прощайте! Покидал все тяжелые буквы в чемодан, доволок до выхода! Все! Снова на небо глянул — вот!.. Отдаю! Только спаси ее.
Оставляя черную метку по снегу, до помойки доволок. Кинул в уголок. Уходя, пару раз обернулся. И все! Глянул наверх: доволен? Больше у меня ничего нет.
Теперь каждое утро долго лежу. Спешить некуда.
— Ты спишь, что ли, или притворяешься?
Ее голос. Сиплый, грубый стал. Теперь, когда с утра выпивает, уже не веселая, а злая! Что же Он там решил?
— Хотя бы помойку выкинь. На это ты способен, надеюсь?
При слове «помойка» сердце сладко забилось. Как они там — буквочки мои? Да поди уж, наверное, украли красавиц моих!
Вон как дверью жахнула! Ожила? Зато я умер.
Поднялся. Схватил целлофановый мешок, набитый мусором. Хорошо, что хоть мусор пока есть, — скоро и он кончится. До помойки добрел. С размаху мешок в бак зашвырнул. В нем бутылки брякнули, замаскированные шелухой.
Сердце оборвалось... Все напрасно? И чемодан вон с буквами стоит, не нужный никому! Ничего не вышло.
Опустился в помойное кресло в стиле рококо, с торчащей щетиной. Вот так. Здесь буду теперь. Король помойки. Уютное, в сущности, местечко: такой домик из кирпичиков баки окружает, правда без крыши. Комары вдруг налетели, вражеские парашютисты, — несмотря на снег. Но нас не запугаешь!
Старушка с ведрышком подошла — из моих, значит, подданных? Постучала ведрышком по баку и — ко мне:
— Ты сочинитель, что ли?
Вот она, слава! Знает народ!
— А что? — гордо спрашиваю.
— Написал бы ты про них, супостатов!
— Про всех?
Мне одного Геры хватило — желвак теперь на всю жизнь.
— Да хотя б про местных! — вдруг засмеялась.
Это не мой масштаб!
— Вон стояк водопроводный голый у нас! Утепление-то сгорело, и как зима — вода замерзает! Говно нечем смывать!
Да, это было. Но это не мой масштаб. И вообще — буквы выкинуты... Вон стоят. Однако в голове замелькало: «Стояк... Стояк...» Самая первая рифма, которая приходит в голову, явно не годится. Надо подумать.
Мелко кивая, подобострастно, старушка ушла. Я гордо выпрямился на троне своем, озирая окрестности. Но недолго процарствовал.
Вдруг, черные следы по двору оставляя, трое интеллигентов подошли, двое даже в очках, но на вид озверелые.
— Ты чего это расселся тут?
— А что — нельзя?
— В темпе отсюда!
— Пач-чему?
— Это наша помойка!
— У вас... есть какие-то права?
— Права?!! Сейчас будут!
И вдруг тот, что без очков, зашел сзади и в спину меня пихнул. Я упал вперед на руки, ладонями по слизи проскользил. Поднялся, не оборачиваясь пошел. Колени в грязи, но отряхивать их такими руками навряд ли стоит! Один раз обернулся только: буквами не интересуются ли? Не интересуются! Хотел стать королем помойки. Совестью ее, заявления людям писать, доносы... Не сложилось!
— Иди, иди!
Трон так и этак мой вертят, отпуская довольно тонкие искусствоведческие замечания.
Ушел. Даже помойка слишком шикарна для тебя! И домой — нет смысла, не вышло там ничего! Куда? Есть, говорят, такое место, куда можно всем сирым и убогим: там ждут всех. Но это уж — на крайний случай! А у тебя какой?.. Пойти, что ли, попробовать? Хотя не чую Его! Он мои ужасы видит, но не реагирует как-то.