Очаруй меня

Брук не знала всей истории, но даже если бы и знала, ничего бы этой леди не сказала, и выражение ее лица, должно быть, ясно об этом свидетельствовало, потому что прежде чем одарить Брук сияющей улыбкой, леди вздохнула.

– О, как я забывчива! Я леди Присцилла Хейли из Йорка. Мы бы встретились в Лондоне, если бы вы туда добрались, но, к сожалению, вы оказались здесь. Невероятно интересные новости, которые я немедленно разделю с подругами, как только приеду…

– Это так обязательно, Сцилла? – перебил Доминик.

– Разумеется, дорогой.

– Я предпочла бы не становиться предметом сплетен, – холодно заметила Брук, подходя к кровати, чтобы взять мешочек с травой. – И мне нужно наложить мазь на рану. Или предпочитаете сами ухаживать за лордом Вулфом?

Она показала на дверь, не заботясь о том, насколько грубой кажется. Доминик мог бы подождать выздоровления, прежде чем забавляться с любовницей. Она едва не сказала это вслух. Едва.

– Господи, нет, конечно! – со смехом отмахнулась Присцилла, и когда Брук ушла в ванную, прошептала: – Она уже обращается с вами, как жена с мужем? Повезло!

Услышав это, Брук едва не взорвалась от злости, но сдержалась, хотя и положила в чашку немного больше травы, чем следовало. Будет щипать, конечно, но так ему и надо!

До нее с запозданием дошло, что она не имела никакого права кого-либо выгонять из комнаты.

Вернувшись в спальню, Брук огляделась, желая убедиться, что все ушли. Здесь и вправду никого, кроме Доминика, не осталось. Правда, перед камином спал свернувшийся клубочком пес.

Брук не собиралась извиняться за грубость. Доминику не стоило принимать эту женщину в спальне, кем бы она для него ни была, особенно когда в доме живет его будущая жена. Если он воображает, что она стерпит…

Но ярость быстро испарилась, оставив после себя отчаяние. Какой у нее остается выбор? Никакого.

– Ревнуете?

Она недоуменно моргнула:

– К сплетнице и шлюхе? Стоит ли? – дерзкие слова слетели с языка сами собой.

Пожав плечами, она подняла простыню и с радостью увидела, что штанина обрезана достаточно высоко, чтобы до раны можно было легко добраться. Она не вынесла бы, если бы пришлось стоять и ждать, когда он снимет брюки…

Щеки Брук порозовели. Она видела Доминика полуголым, но наблюдать, как он раздевается, выше ее сил.

Однако он, как всегда, пристально наблюдал за ней. Этот взгляд неизменно выводил ее из себя. Может, он следит за ее реакцией? Ищет оружие, которое мог бы использовать против нее?

– Я заметил, сегодня мне не пришлось кричать, – усмехнулся он.

– Что?!

– Вы снова слышите!

– Мой слух был временно поврежден, но да, я поправилась, – ответила Брук, даже не покраснев.

– Присцилла весьма сочувствует моим бедам, – небрежно бросил он.

Неужели он вообразил, что она хочет выслушивать истории о его любовнице?

– Я тоже. Хотя себя жалею больше, чем вас. Вы будете жить, как жили, делать все, что хотите. Кстати, чем вы занимаетесь?

Он стал развязывать бинт.

– Кроме встреч с управляющими, которые заняты многочисленными предприятиями, основанными моими предками, я развожу лошадей для европейских армий. Вернее, для офицеров.

– Значит, никаких чистокровок для простых солдат?

– Судя по вашему тону, вам это не нравится, – отпарировал он.

– Не нравится.

– Мне все равно, кто ездит на конях, которых я отсылаю в армию. Я даже продавал большие табуны для специальных подразделений. Но простым солдатам вообще не дают лошадей. Они воюют пешими. Это одна из причин, почему так чертовски сложно закончить войну.

Брук была рада видеть, что рана затянулась корочкой и никаких следов воспаления не осталось. Мастерство Алфриды помогло. Должно быть, Доминик чувствует себя гораздо лучше. Так почему ничего не сказал? Не хочет, чтобы она перестала приходить? Вернее всего, не хочет благодарить ее и Алфриду за помощь.

Если бы не явление его проклятой любовницы, она, возможно, не стала бы больше накладывать мазь.

Брук наложила чересчур едкую смесь и услышала его шипение. Но Вулф ничего не сказал, а она, осторожно втирая мазь в рану и швы, отказывалась взглянуть ему в лицо.

Жаль, что Брук была такой чувствительной и два дня притворялась, что у нее болят уши, потому что, хотя она и проводила с ним так много времени, ладили они не больше, чем в день ее приезда.

А теперь, прочитав несколько строк из дневника Эллы, Брук отчаянно хотела поговорить с Домиником о Роберте, его сестре и о ребенке и выяснить, как умерла Элла. Но зная, как эта тема его бесит, она решила начать с более нейтральной.

Прежде чем Брук успела произнести хоть слово, Доминик, не сообразив, что она наложила больше мази, чем следовало, спросил:

– Когда я поправлюсь, вы будете скучать без каждодневного втирания мази в мое бедро? Похоже, сегодня вы просто наслаждаетесь лечением.

Брук сцепила зубы, вынуждая себя не попасться на удочку и не ответить в том же тоне.

– Я хотела бы знать, какого рода фамильными предприятиями вы владеете.