Очаруй меня

Брук зажмурилась, словно это могло убрать румянец, разлившийся по щекам.

– Какого шума? – пропищала она, думая об упомянутых ночью призраках.

– Ночью лошади спаривались.

Глаза Брук загорелись.

– Правда?

Доминик приподнялся на локте, отчего ее голова скользнула на его предплечье. Зато теперь он смотрел на нее сверху вниз.

– Вы не расстроены?

– Наоборот! Я надеялась когда-нибудь завести конеферму. Это будет хорошим началом.

– Кто говорит, что жеребец останется вам? Я беру за случку кобылы с Ройялом пятьсот фунтов.

– Поскольку я ни о чем с вами не договаривалась и не подписывала никаких контрактов и виноваты вы, потому что не стреножили жеребца на ночь, можете об этом забыть.

– Правда? – спросил он, медленно проводя пальцем по ее щеке. – Но мужья и жены находят иные способы поторговаться.

– Мы не…

Слово «женаты» потерялось под его поцелуем.

Брук не пыталась отвернуть лицо, тем более что на кону стояло будущее ее конефермы. А потом вообще перестала думать обо всем. Совсем.

Вкус его губ пьянил. Она приоткрыла рот, впуская его язык. Ее рука нежно гладила его шею под косой. Его рука нависла над ее грудью. Доминик просто провел ладонью над соском, отчего тот отвердел и напрягся. Брук охватил приятный озноб. Его пальцы сомкнулись на ее груди и нежно сжали.

Должно быть, она ахнула от поразительных по силе ощущений. Должно быть, просила его не останавливаться. Но в любом случае его поцелуи становились все более пылкими и страстными. Его колено раздвинуло ее бедра, уперлось в развилку между ними. На этот раз Брук действительно ахнула, но он снова поймал ее вздох губами. Его ласки вызывал приятные ощущения, хотя она чувствовала сильнейшее желание потереться об него всем телом. Голова ее шла кругом. Она не знала, как отвечать, когда он ласкал ее груди и гладил языком ее язык.

Что это с ней творится? Что он делает с ней? Почему ей хочется ласкать его в ответ?

Но пространство было таким тесным, что не давало места для маневра, возможности сделать то, что Брук хотела по-настоящему. Она была поймана в ловушку его тела, но он мог…

Поцелуи неожиданно прекратились.

– Как бы сильно вы этого ни хотели, я не возьму вас. Иначе вы никогда не покинете Россдейл.

Она не сразу поняла, что он хвастается своим мужским достоинством, а когда поняла, невозмутимо спросила:

– Воображаете, будто так хороши в постели?

– В постели? Говорят, да.

– Вы настолько примитивны, чтобы этим гордиться?

Он пожал плечами, но все же ответил:

– Возможно.

Брук хотелось расхохотаться или ударить его по голове. Это он серьезно или снова подтрунивает над ней? Судя по улыбке, последнее. Она снова подумала, что теперь он чувствует себя в ее присутствии гораздо более свободно, а может, даже испытывает к ней некоторую симпатию.

Но она тут же прогнала эту мысль. Учитывая все сказанное и сделанное, Брук очень в этом сомневается. И вдруг ее осенило. Неужели он только что обвинил ее в том, что она его вожделеет?

– Что заставило вас думать, будто я хочу…

Он прижал палец к ее губам.

– Нет смысла протестовать, когда все видно в ваших глазах, в ваших нежных прикосновениях. Но если думаете, что способны, словно по волшебству, заставить себя полюбить, сильно ошибаетесь.

Он сел, очевидно, собираясь выйти.

Брук была расстроена тем, что столь удивительные поцелуи закончились таким печальным образом.

– Вы не смеете винить меня в том, что только что произошло, – сказала она.

– Я виню вовсе не вас, а вашу лошадь. Я очень давно не слышал, как спариваются лошади. Во всем этом есть что-то первобытное.

Говоря это, он так пристально смотрел ей в глаза, что она почувствовала себя завороженной. Хищный блеск, который она иногда замечала в его взгляде, сейчас не казался опасным, скорее он воспринимался как признак страсти. На секунду Брук показалось, что он ее желает.

Но тут она грустно покачала головой. Этого просто не может быть.

Доминик снова улыбнулся, хотя на этот раз его улыбка казалась издевательской.

– Я, разумеется, не возражаю против вашего пребывания в моей постели, но предупреждаю, вне ее доверия не ждите. Здесь вы не найдете любви и счастья, Брук Уитворт. Детей – да, возможно, и даже больше, чем вы захотите, но в остальном – ничего. У вас еще есть время сбежать.

Разумеется, есть. По крайней мере, так считает он. Может, рассказать ему об угрозе отца запереть ее в сумасшедшем доме? Или отравить его, как советовал брат? Она определенно жаждала отравить его прямо сейчас.

Когда он вышел седлать лошадей, Брук встала. Сунула одеяла в пустой мешок, схватила другой, с провизией и, подумав о том, не оставить ли еду белой собаке, на случай, если она вернется сюда после их отъезда, все же съела все сама. Брук не была голодна, но надеялась, что Доминик проголодался.

Брук увидела, что солнце уже встало. Как чудесно было оказаться в его лучах! При солнечном свете все вокруг воспринималось иначе. Прошлой ночью развалины замка выглядели такими зловещими! Теперь же казались прекрасными, хотя во дворе и темнели большие лужи.

Брук огляделась, но нигде не увидела белой собаки, хотя Вулф шнырял повсюду, обнюхивая каждый уголок.