Очень драконий Новый Год (СИ)

Я откинулась на подушки, потягивая свой напиток, и принялась мысленно отсчитывать.

Десять. Девять. Восемь…

— Му-аааа!

— Да чтобы тебя!!!

Грохот. Проклятия.

Ну да, нечто подобное я и предполагала…

Бессмертный бой, разразившийся на первом этаже, длился довольно долго: несмотря на явный перевес противника, Боня не сдавался.

В итоге, эти двое всё же предстали передо мной — всклокоченные, злющие, косящие друг на друга налитыми злостью глазами.

И я, не сдержавшись, рассмеялась, чувствуя, как водой стекает напряжение этого безумного дня.

Несмотря ни на что, это был счастливый и тёплый вечер.

Увы, про утро не могу сказать того же самого…

60

На самом деле, началось утро весело и задорно: с укушенной Диновой задницы. И, что уж совсем внезапно, покусилась на святое вовсе не я — Бонечка стоял на страже хозяйкийной морали… а ещё, вестимо, на пути войны.

Самое поразительное, что пушистому монстру каким-то образом удалось прокусить драконью плотную кожу! Дело ли в том, что Бонифаций вырос в Проклятом лесу, или Дин излишне расслабился, совершая утренние поползновения в мою сторону, но эффект налицо… хм. Не совсем на лицо. Но от этого впечатляет не меньше.

В итоге дом мой напоминал картину какого-то нетрезвого сатирика: я изо всех сил старалась не ржать (но получалось так себе), Дин в частичной трансформации носился за вывалившим глаза и распушившим шерсть Боней… лепота. Как-то так я, в общем-то, и представляю себе романтику.

В итоге, конечно же, пушистый террорист был пойман в когтистые лапы ужасного ртутного монстра. Но тогда уже я поняла, что родного питомца надо спасать, и спешно пообещала Дину полечить. И поцеловать, дабы не болело.

Таким образом, закончилось всё ко всестороннему удовольствию. Даже Боня получил кусочек отменной рыбной вырезки — в качестве моральной компенсации.

Когда пришло время идти на работу и учёбу, Дин поморщился в ответ на моё “Мы должны идти не вместе”, но уступил и пошёл забирать своих собратьев по тройке и разуму. Я же быстро собралась, и, радуясь солнечному денёчку, направилась в МУЗ.

Там, собственно, меня и ожидал сюрприз.

— Профессор Лофф, как вы прокомментируете статью в газете “Утренняя Вел-Лерия”?

— Действительно ли вы пытались убить беременную студентку, приревновав своего любовника, профессора Вората?

— Как вы прокомментируете утверждение о том, что вы занимались групповым сексом со студентами на рабочем месте?

— Знаете ли вы, что вас обвиняют в совращении студентов? Действительно ли ректор — ваш любовник?

— Вы выжили из МУЗа коменданта Грефф, почтенную матрону, потому что она мешала вам торговать своими студентками?

— Профессор Лофф, “Вестник столицы”! Прокомментируйте для нас эту ситуацию!..

В моей жизни было не так уж много случаев, когда я не знала, что говорить и делать. Но это был определённо один из них.

Я таращилась на журналистов, ошеломлённо хлопая глазами, и беспомощно открывала рот, как выброшенная на берег рыба. Видит Мора, я отлично умею справляться с хтоническими монстрами…

Хотела бы я сказать то же самое о людях.

По счастью, служба безопасности Академии отреагировала куда оперативнее меня: двое стражников, одним из которых был зав-безопасников, растолкали журналистов и завели меня внутрь.

— Вы в порядке, профессор Лофф? — уточнил глава службы безопасности.

— Не знаю, — я и правда не знала.

— Не нервничайте, — сказал он. — Они именно этого и ждут. Знаю я этих стервятников… Вас ожидает ректор. Пойдёмте?

— Да, конечно.

Пожалуй, это была самая сложная прогулка по родной Академии на моей памяти. За прошедшие годы я начала считать это место своим домом, но теперь вдруг стала тут чужой. Злорадные, любопытные, брезгливые, сочувствующие взгляды были одинаково неприятны и липли к коже, будто паутина. Шёпот летел за мной эхом, и я сжимала зубы покрепче, чтобы в него не вслушиваться.

Это бы только всё усложнило.

Секретарша Алана бросила на меня любопытный взгляд и явно собиралась что-то сказать, но напоролась на взгляд безопасника и промолчала.

Я вошла в кабинет.

*

Алан сидел, хмуро рассматривая разложенные на столе газеты. В его бокале покачивалась жидкость, подозрительно напоминающая виски, но меня не обманешь: бабушкин успокаивающий сбор, замаскированный под алкоголь, я всегда узнаю.

— Джана, присядь. Эндри, что у нас?

— Не знаю, что и сказать, господин ректор. Академию штурмуют журналисты, но пока что удаётся сдерживать их натиск.

— Стой намертво. Для иностранных студентов организуй коридор и сопровождение.

— Слушаюсь. Учитывая характер ситуации… имеет смысл ожидать визита озабоченных родителей, всяких активистов и прочих… личностей.

— Мы их не впускаем.

— Слушаюсь.

— Свободны.

Алан дождался, пока мы останемся одни, наполнил ещё один бокал и протянул мне.

— До дна, — сказал он. — На тебе лица нет.

Я бросила взгляд на газеты. “Чему нелюди учат наших детей?”, “Кому наше правительство позволяет рулить образованием?”, “Преподаватель-фомора и её гарем”...

— Да, мне надо выпить, — я потянулась к бокалу и осушила, мимолётом удивившись тому, насколько сильно дрожат руки.