Закрыв глаза, я решил сконцентрироваться на звуках. Помню, что кругом меня было поле из этих колосков, и лишь вдалеке зеленел луг, за которым виднелся небольшой лесок, но я не запаниковал, когда сквозь шелест голосов тех существ, смешащегося со звуком колосящихся непонятных для меня растений, стали слышаться звуки машин и даже самолётов. Я стал пытаться рисовать в своём воображении то, что производило эти звуки. Мне послышался звук приближающихся шагов, и я, испугавшись, открыл глаза. Ко мне, лавируя между снующими туда и сюда странными существами, приближалась красивая, стройная, молодая девушка азиатской внешности в лёгком бирюзовом платье. В руках она держала горшочек для жарки, но я хотел смотреть только на обнажённую часть её груди. Она протянула мне горшок, и я принял его из её рук. Она продолжала стоять и смотреть на меня. Я заглянул вовнутрь горшочка. Там была мутная салатовая жидкость. Девушка продолжала смотреть мне в глаза. Я медленно стал подносить горшок ко рту – в её глазах прочитал одобрение и радость. Жидкость оказалась тёплой и вкусной. На третьем глотке я закрыл глаза от удовольствия и стал жадно поглощать всё содержимое горшка до конца. Когда я допил и, открывая глаза, стал отстранять горшок ото рта, то увидел перед собой старика, зеркально выполняющего те же действия, что и я. Как и у меня, в его руках был точно такой же горшок, и он тоже только что, так казалось, закончил пить его содержимое. Образ же девушки покинул моё сознание безвозвратно. Вместо поля кругом был город, звуки которого стали мне слышаться, когда я решил помедитировать посреди поля, а теперь так гармонично вписались в окружающую меня обстановку. Только город этот как-то постоянно менялся, местами, будто перед тобой здоровенная картина, на которую капают разъедающей кислотой, и в месте растворения ты начинаешь наблюдать то, что за самой картиной. Не было сомнений, что в «разъеденных» местах я наблюдал то поле и тот зеленеющий луг, которые созерцал минуту назад. Будто городом этим, как покрывалом покрыли то поле с золотящимися колосками и травой, и редкими лесопосадками. То и дело поле с лугом почти полностью поглощали город, а то, вдруг, разъедаемые «кислотой» дырки затягивались снова городом.
- Если ты закрываешь глаза в поиске ответа, - сказал старик, - то ты ничего не найдёшь, кроме своих жалких мыслей. Настоящее человеческое достояние скрыто в голове закрывающего глаза человека с закрытыми глазами.
- Мне не нужно настоящее человеческое достояние. Я хочу только возмездия.
- Оно периодически возвышается над преступлениями, - ответил старик.
- Всё это лирика, - возмутился я, - ты знаешь, что я хочу. Я хочу того, чего хочет и большинство из нас - вечного торжества добра и милосердия.
Мне показалось, нет, я так подумал, что сейчас последует примерно такой же ответ, и я смахнул видение рукой. Передо мной оказалось белое.
Всё кругом было белое, даже то, на чём я стоял. Всё было настолько бело, что когда я приблизился глазами к тому, на чём я стоял, я не смог разглядеть, что это. Было такое ощущение, что я попал в какое-то пространство без конца и края. Я подпрыгнул, но не смог нормально приземлиться на ноги – завалился на бок. Смог подняться, стал пробираться вперёд, выставив руку. Шёл очень долго, так, что мне стало надоедать. Потом побежал. Устал бежать. От всего устал. Остановился, упёрся руками в колени и в таком полусогнутом положении застыл. А потом опустился, не знаю на что (на землю, пол, дорогу), свернулся калачиком, закрыл глаза и стал ждать: или сна, или конца, или начала хоть чего-то. В глазах появилась темнота. Та темнота, которая появляется, когда закрываешь глаза, чтобы заснуть. Но почему это для меня показалось примечательным? Что такого было в этой темноте? Почему я радуюсь темноте за закрытыми глазами? А разве может быть что-то другое? И смутное «может» намёком на какое-то моё первое нормальное переживание за последние несколько часов после чего-то заскользило по моему сознанию. А после чего? После чего? Я силился ответить себе, а почему, собственно, у меня возник такой вопрос? Вопрос, что некое состояние могло показаться мне чем-то типа отдушины, после чего-то такого? Я ощутил, что не имею имени, что не могу его вспомнить. Вернее, не имени, а того, кто я такой есть. Казалось, что вот, только что я мог вспомнить, или даже знал, что и кто я есть, а вот теперь осознание этого постоянно куда-то ускользало, оставляя за собой незаметный, но ощущаемый, раздражаемый след.