Очень гадкая книга (СИ)

Не знаю, может такое моё состояние было следствием витаминов, которыми меня пичкали, пока я сидел перед комнатой полной «крокодила». Где-то я слышал об искусственной смерти, когда человек путём осознания всего, что его удерживает у жизни, отказывается от этого, устраняя, таким образом, препятствия на пути к смерти. Один знакомый моего знакомого, по рассказу последнего, смог подобраться к своей смерти настолько, что потом пол головы поседело. Думаю, в тот момент у меня произошло обратное: я смог отказаться от всего, что меня тянуло к смерти, от всего, что грозило разрушением моему телу, из-за чего переместился в самый источник жизни.

Некоторое время я ещё провёл в тех грёзах, «там» же ощутил, что заработала мысль. Сейчас вспоминаю с улыбкой, как в какой-то момент, «там», я наивно стал полагать, что оказался в каких-то уголках своего подсознания, которое известным образом соединено с вселенским разумом, и сейчас появится какой-нибудь оракул, или произойдёт какое-нибудь подобное событие, и мне будут даны инструкции, описан мой путь. Но ничего такого не произошло. Боюсь, что это был просто глубокий, очень глубокий сон, полный сновидений.

В сознание я вернулся очень резко. Было ощущение ангины – нормально, так, после «крокодила»-то - но вместе с тем чувствовалось и выздоровление, если не просто запустились какие-то функции организма, поверженные, или, правильней сказать, повреждённые, «химией».

Я открыл глаза, но продолжил сидеть. Если бы я знал, что просидел восемь суток в таком положении, я б тысячу раз подумал, прежде чем пошевелиться. Попытка расправить ногу привела к сильнейшей боли по всей её длине, как будто в неё вставили тысячи иголок. Перед глазами поплыли круги.

- Не шевелись, - услышал я у себя за спиной, и узнал голос Седого.

Я уже понял это и сам, что лучше не шевелиться.

Через три минуты ко мне подошли, сделали по уколу в руки, ноги и шею, и через две минуты я смог подняться. По ногам бегали мурашки, но я даже смог попереминаться с ноги на ногу.

- Я в порядке? – спросил я, обращаясь и к Седому, и к тому, кто сделал мне уколы.

- Ну, если не считать того, что ты вычеркнул из своей жизни восемь суток, все эти дни не доедал, не допивал, и вообще от тебя всё это время было мало пользы, то да. Почти в порядке. Как тебе это? – Седой указал кивком в сторону двери, где находился годовой запас «крокодила».

- Вообще мимо, - ответил я.

Как-то он глянул, что заставило меня вспомнить все свои сновидения.

- Да, это так. Пошли, есть смысл перекусить.

Мы отправились в столовую.

- Ему особенное, - сказал он, - а мне, как обычно.

И мне дали блюдце с кашкой, а ему две отбивных с салатом.

- О, я смотрю, у нас здесь равенство соревнуется с гостеприимством, и ничто никак не может победить, - сказал я, и попытался улыбнуться.

- Тебе сейчас ничего нельзя.

- Меня подташнивает уже от одного вида этой каши.

- Тебя вытошнит сейчас от любой пищи, кроме этой. Попробуй.

Я взял пол-ложки неизвестно чего: без вкуса и запаха. Смесь во рту напомнила намоченную вату, только моментально тающую. Я отложил ложку.

- Съешь половину, - сказал Седой, - через три часа сможешь поесть нормально.

Я стал делать что-то похожее на «есть».

- Ну, как, - начал он, и вид его, пережёвывающего отбивную, маячил у меня перед глазами в виде мишени для стрельбы, - ты с нами?

- Да, я с нами, - ответил я.

- Вот и хорошо, а то б выглядел несимпатичным.

И очередной кусок отбивной.

- Привыкай, - проговорил его жующий рот, в то время как хозяин этого рта, видимо, очень хорошо представлял сейчас моё состояние, - на самом деле, с этого момента случится много чего. И сидеть голодным, глядя, как пирует или пируют собеседники, явится для тебя не самым страшным. Но ты ко всему привыкнешь. Будет много тренировок и обучения; представляешь, ты на порядок увеличишь свою вероятность выживания при ядерной атаке! Захочешь поговорить – приходи. Сейчас я отведу тебя к инструктору по «рукопашке», после тебя найдёт другой инструктор, потом третий. Секретарь вручит тебе необходимый реквизит, ознакомит с твоим расписанием. Вечером жди в гости напарника, а поздно вечером меня – отметим, так сказать.

Со следующего дня началось моё обучение. Именно обучение. Ни экзаменов, ни зачётов, тебя просто обучали тому, что потом необходимо, как предполагалось, будет востребовано. Я думал, что я крутоватый парень: и с мозгами дружу, и с телом, и с психикой, вроде, всегда был порядок, – но то, куда меня всего окунули, оказалось для меня, в каком-то отношении, шоком.