Очень хотелось солнца

Я на эти маневры сперва как-то не обратил внимания. Тем более что кофе уже дымился в моей чашке, а на плиту поставили турку со «вторым заходом». Но когда не перестававший рассказывать Егор, потянувшись за теркой для сыра, также невзначай, мимоходом подхватил поставленную Нелли чашку и через секунду заменил ее на кружку с крысой, я напрягся.

Нелли, меланхолично налив сливки в графинчик, ловко обогнула Егора, выбросила пакет в мусорное ведро, не торопясь сполоснула руки, вернулась к своему месту за столом, вновь поменяла «крысу» на чашку и села, подперев голову рукой, в ожидании начала завтрака.

Натиравший сыр Егор, не прерывая своей увлекательной истории и не переставая улыбаться, коротко обернулся, отряхнул руку от крошек, взял чашку и совершил обратный обмен.

Однако, как только он отвернулся, Нелли снова поменяла их местами.

Егор развернулся к столу с тарелкой, полной дымящимися, вкусно пахнущими сыром гренками.

– …я вам хочу сказать, что над ним в этот момент смеялся весь Голливуд! – сообщил он мне, явно подбираясь в своем рассказе к какому-то сногсшибательному событию. – Но он даже ухом не вел…

«Крыса» снова возникла на столе, а поставленная Нелли чашка отправилась в шкаф. Егор повернулся к плите взять турку.

Ни один мускул не дрогнул на лице Нелли. Она медленно протянула руку, взяла «крысу» и отпустила ее на пол.

Мне показалось, что раздался взрыв, столь громким был звук разбившейся о кафель кружки, да и осколки, брызнув во все стороны, умудрились залететь на стол.

Егор даже не обернулся. Он взял с плиты закипевшую турку и, не прекращая улыбаться и не замолкая ни на секунду, не меняя даже интонации и не теряя нити повествования, смахнул на пол ту чашку, что поставила ему Нелли.

Раздался второй взрыв. Второй фонтан осколков брызнул по кухне, долетев до мойки.

Я замер.

Нелли спокойно поднялась и отправилась в ванную, Егор же, триумфально возвестив появление в рассказе Умы Турман, достал из шкафа две новые кружки, поставил себе и Нелли и налил наконец кофе.

Тут я понял, что жизнь все же ворвалась в этот искусственно отгороженный от всех страстей и передряг целлулоидно-фантомный мир.

Нелли вернулась с веником и совком, спокойно, словно просыпались крошки от хлеба, подмела, вытрясла содержимое совка в мусорное ведро и так же не торопясь отнесла веник на место. Егор, вкусно прикусывая гренку, продолжал живописно повествовать про очередное приключение Умы Турман.

Нелли села за стол, тоже взяла гренку, откусила и отхлебнула кофе из чашки.

Я автоматически кивал, поддакивал, жевал, мы выпили по второй чашке кофе, но думал теперь только об одном: хочу домой, к себе домой.

– Как ни хорошо с вами, ребята, но… сегодня мне надо ехать, увы! – едва ли не впервые за все время нашего знакомства я был с ними неискренен. – Если к понедельнику не отправлю в журнал мудреный текст… не бывать мне больше профессором.

– Жаль, – тихо произнесла Нелли. – Очень жаль.

– Ну, не в последний же… – сказал я и отчего-то осекся.

– Да, конечно! – бодро поддержал меня Егор. – Тем более у меня в среду днюха, отмечать будем в субботу. Так что мы вас ждем! Часикам к пяти. Идет?

– Идет!

В среду я позвонил и поздравил Егора с днем рождения, заранее для себя решив, что на само торжество точно не поеду. С некоторой неловкостью – лгать мне было тяжело, не был к этому приучен, – в пятницу вечером снял телефонную трубку.

– Хочу перед тобой извиниться, Егор… Видишь ли, приехал мой давний знакомый, остановился у меня… В Москве всего на три дня… Так что, боюсь, на твой день рождения не попадаю. Но подарок передам обязательно!

– Да не парьтесь! – Голос Егора в трубке звучал как всегда, без каких-либо особых интонаций. – День рождения временно переносится. Мы его обязательно с вами отпразднуем. Но несколько позже. Потом вам про это отдельно позвоню.

– Хорошо, Егор, как скажешь! – Я ожидал уговоров, но, поскольку все обошлось без них, у меня отлегло от сердца. Тем не менее, хотя бы для приличия, следовало спросить, а почему?

– Егор, прости… что-то случилось?

– Да ничего особенного. Просто мы с Нелей разводимся, она собирает вещи и выезжает, нам не до того.

Это привычное «нам» покоробило.

Секунды текли. Надо было что-то на все это сказать, но я не представлял что.

И тут вспомнил о бобтейле.

– Егор, а Фанни? Она уезжает с Нелли или остается с тобой?

– Нет. Нелли ее взять не может, Вадим не переносит собак. А я… я не могу у себя оставить. Мы отвезем ее на дачу в сторожку, уже договорились, сторож готов взять.

«Мы» все еще, по многолетней инерции, звучало в его речи, но в этой ситуации, не знаю как ему, а мне мучительно резало слух. Он говорил так, словно речь шла не о разводе, а о каких-то дежурных, текущих семейных делах, которые просто требуют некоторых затрат времени и усилий.

– Погоди… какая дача, какая сторожка? Это же породистая собака. Она же там не выживет… И потом… вы же ее вырастили, столько лет она с вами…